Протокол миссии гласил, чтобы он подождал, пока наземная команда не начнет поднимать обломки, чтобы визуально убедиться, что они не развалятся во время подъема. Гидеон чуть отступил, наблюдая, как лебедка постепенно тянет трос, который вскоре натянулся, как тетива. Еще пара мгновений, и, увлекая за собой целое облако ила, обломки устремились вверх, в черноту, напоминая ужасное негабаритное рождественское украшение.
— Выглядит хорошо, — сказал он. — «Пол» надежно закреплен.
— Мы видим, — подтвердил Гарза. — Сбрасывай балласт и всплывай.
С огромной радостью Гидеон нажал рычаг сброса, избавляясь от своего железного балласта, и «Джон» стал быстро подниматься.
В то же мгновение чужеродная огромная тварь изогнулась самым гротескным образом: рот, выходящий из центра стебля, распух от засасываемой воды, а каучуковые губы растянулись и заколыхались. Гидеон почувствовал содрогание, когда его субмарина попала во внезапно образовавшееся течение и, дернувшись, начала вращаться. Раздался характерный треск, и он сразу же понял, что это оборвался коммуникационный кабель. Сразу же половина его мониторов погасла, голос Гарзы в наушниках замолчал, и сработало множество сигналов тревоги наряду с появлением предупреждающих сообщений.
Он сдвинул джойстик в сторону, пытаясь противодействовать вращению, и субмарина резко замедлилась, нос задрало вверх, в то время как хвост направился к сосущему, сокращающемуся рту. Сражаясь с течением, Гидеон усилил переднюю тягу и очистил аварийные балластные цистерны от воды, заполнив их воздухом со взрывным хлопком, тем самым увеличив плавучесть подводной лодки до максимума.
Он чувствовал, как подъемная сила субмарины борется со всасывающим течением. Началась дребезжащая вибрация, сопровождаемая гулом по корпусу быстротекущей воды.
И вдруг, с внезапным рывком, субмарина вырвалась на свободу и устремилась вверх, к поверхности, кувыркаясь, как обезумевший пузырь. Сражаясь с управлением, Гидеон почувствовал, что автопилот тоже пытается обуздать хаотическое вращение. Наконец, уловив ритм вращательных движений батискафа, он повернул джойстик в противоположном направлении и — после еще пары кувырков — «Джон» стабилизировался.
К тому времени как его сердечный ритм вернулся к подобию нормальности, в обзорных иллюминаторах забрезжил синий свет, и через мгновение подлодка всплыла на поверхность. В левый обзорный иллюминатор Гидеон увидел четкий белый профиль «Батавии». Как только он поднялся над водой, из радиогарнитуры донесся голос Гарзы.
— Гидеон? Гидеон? Ты меня слышишь?
— Громко и ясно.
— С тобой все в порядке?
— Напуган, но в порядке.
— Жди. Мы сейчас вытащим тебя из воды.
Без каких-либо действий с его стороны мини-субмарина направилась по спокойной глади моря к кораблю-носителю, находящемуся от нее примерно в полумиле.
26
Мануэль Гарза зашел в судебно-медицинскую лабораторию, охваченный недобрым предчувствием. Перед большим плоским экраном выстроилось полдюжины металлических стульев: кинотеатр в миниатюре, все готово к невероятно жуткому показу.
Гарза пережил кораблекрушение «Ролваага». Говорят, что со временем память даже о самых худших событиях жизни начинает стираться, и с ним именно так и происходило. Он не был уверен, что это не была нездоровая форма подавления воспоминаний или просто защитная реакция психики. Все, что он знал, это то, что он много лет старался не думать о той страшной ночи. Он с такой интенсивностью отталкивал от себя все воспоминания, что убедил себя, что почти не помнит, что вообще там произошло. Для него в воспоминаниях не таилось ничего интересного. Возможно, некоторые люди, столкнувшиеся с ПТСР[28], пересматривают в своем сознании спровоцировавшее его событие снова и снова, но только не он. Его способ справиться с ним состоял в том, чтобы подавить все это дерьмо вместе с воспоминаниями, раздавить их, притвориться, что их никогда и не было.
И вот теперь он был здесь, чтобы подкормить с ложечки все эти тщательно изгнанные воспоминания, одно за другим.
— Доктор Гарза, добро пожаловать! — приветствовал его Хэнк Нишимура слишком уж жизнерадостно.
Гарза молча занял предназначенное ему место. Он прекрасно знал, что его репутация на борту корабля выставляет его каким-то грубым, отстраненным и молчаливым одиночкой. Он имел такую же репутацию и в главном офисе ЭИР. Сначала это беспокоило его, но когда он понял, что он не может — или не хочет — меняться, то решил, что ему это стало абсолютно безразлично. Все, что имело значение — это миссия, и к черту все остальное.
В лаборатории он оказался первым, и пока он ждал, вошла старший офицер Леннарт, а вслед за ней Антонелла Сакс, экзобиолог. Никто не произнес ни слова. Наконец прибыл Глинн. Никто больше не был приглашен: ни Гидеон, ни Брамбелл.