За гранью

Мэгги перебралась в студию, в которой раньше работала Руфь. Лучи весеннего солнца и свежий воздух проникали в комнату через приоткрытое окно. Это была просторная комната, расположенная в задней половине дома и первоначально задуманная как третья спальня, но, хотя вид, открывающийся из окна, не сильно радовал глаз — замусоренный проезд, ведущий к въезду на задний двор, и расположенное позади него здание муниципалитета, — сама комната как нельзя лучше удовлетворяла всем ее потребностям. Наверху, в дополнение к трем комнатам, туалету и ванной, был еще и чердак, подняться куда можно было по приставной лестнице. Руфь, по ее словам, использовала его как хранилище. Мэгги ничего там не хранила, она даже никогда туда не поднималась, поскольку всегда избегала заброшенных помещений, пыльных, затянутых паутиной. Она страдала аллергией, и даже едва заметное присутствие пыли в воздухе вызывали обильные слезы и зуд.

Еще одно привлекало ее — находясь наверху, в задней части дома, она не отвлекалась на суету вокруг дома Пэйнов. Хилл-стрит открыли для движения транспорта, но дом тридцать пять был по-прежнему обнесен заградительной лентой, и какие-то люди продолжали входить и выходить оттуда с коробками и наполненными мешками. Она конечно же не могла совсем избавиться от мыслей по этому поводу, но старалась: не прочла газету, а радио настроила на станцию, передававшую классическую музыку с короткими перерывами на новости.

Мэгги готовилась иллюстрировать новое подарочное издание сказок братьев Гримм и сейчас трудилась над эскизами. Ее поразило, насколько страшными и отталкивающими были эти сказки, которые она перечитывала впервые. В детстве она воспринимала их спокойно, зло выглядело расплывчатым, нечетким, а теперь ужас и жестокость этих сказок казались ей чересчур реальными. Только что законченный набросок был к сказке «Румпельштильцхен» — об отвратительном карлике, который помог Анне прясть из соломы золотую нить в обмен на ее первенца. Собственная иллюстрация показалась ей слишком идеалистичной: печальная девушка, совсем еще ребенок, сидит за прялкой, а во мраке на заднем плане скорее угадываются, чем различаются, два горящих глаза и неясная тень карлика. Ей долго не удавалась иллюстрация, где злобный человечек с такой силой топнул в гневе ногой, что провалился по пояс, и, стараясь вытянуть себя за другую ногу, разорвал себя на две части. Лишенная фантазии жестокость, безразличие к царящей вокруг ненависти — этот прием используется в наши дни во многих фильмах, где спецэффекты применяют лишь для того, чтобы показать и усилить ужас, но жестокость всегда жестокость.

Теперь она работала над сказкой «Рапунцель», и на предварительных набросках была изображена юная девушка — другой первенец, отобранный у родителей, — она свешивала из окна башни замка, куда ее заточила колдунья, свои длинные белокурые волосы. Еще один счастливый конец: колдунью проглотил волк, выплюнув только ее костлявые руки и ноги — на съедение червям и жукам.

Сейчас Мэгги старалась изобразить толстую косу и ангельскую головку Рапунцель так, чтобы при взгляде на рисунок не возникало сомнений, что вес принца эта коса выдержит. И в этот момент зазвонил телефон.

Мэгги подняла трубку стоящего в студии телефонного аппарата:

— Да?

— Маргарет Форрест? — спросил женский голос. — Это Маргарет Форрест?

— Кто говорит?

— Так вы Маргарет? Меня зовут Лорейн Темпл. Мы с вами незнакомы.

— Что вы хотите?

— Это вы вчера утром позвонили в полицию, сообщив о скандале в доме на Хилл-стрит?

— Кто вы? Репортер?

— Ой, разве я вам не сказала? Да, я пишу для «Пост».

— Я не намерена с вами говорить.

— Не вешайте трубку! Маргарет, я стою рядом, на улице. Полиция не разрешает мне находиться возле вашего дома, поэтому скажите, не могли бы вы встретиться со мной, посидеть где-нибудь, выпить. Скоро время обеда. А недалеко отличный паб…

— Мне нечего сказать вам, мисс Темпл, поэтому и встречаться нам незачем.

— Но это же вы позвонили вчера рано утром, чтобы сообщить о криках в доме тридцать пять на Хилл-стрит, разве не так?

— Да, но…

— Значит, я обращаюсь именно к тому человеку, который мне нужен. А почему вы решили, что в доме скандал на бытовой почве?

— Простите, я вас не понимаю. Что вы имеете в виду?

— Вы услышали шум, верно? Крики? Звон разбитой посуды? Удары?

— Откуда вам все это известно?

— Я просто хочу узнать, что именно заставило вас подумать о том, что в доме скандал между супругами, а не, к примеру, схватка с проникшими в него преступниками или ворами-домушниками?

— Я не понимаю, к чему вы клоните.

— Ой, да послушайте же, Маргарет. Вас, наверное, называют Мэгги? Позвольте и мне звать вас Мэгги…

Мэгги ничего не ответила. Она не понимала, почему до сих пор не повесила трубку.

— Послушайте, Мэгги, — продолжала Лорейн, — ну дайте мне шанс. Я ведь должна зарабатывать себе на жизнь. Вы были подругой Люси Пэйн, верно? Вам известно что-нибудь о той стороне ее жизни, которая была скрыта от глаз посторонних?

— Я не желаю продолжать этот разговор, — сказала Мэгги и повесила трубку.