Газетчики обожают душещипательные истории такого рода. Это у них называется "человеческий фактор". У Грейс до сих пор сохранилась вырезка ломкая и пожелтевшая от времени, - засунутая между страниц старого школьного альбома. У нее хватало здорового цинизма, чтобы не держать его при себе, но и выбросить на помойку не позволяли остатки былой сентиментальности. Сопровождавший статью снимок запечатлел долговязую шестнадцатилетнюю девчонку в слишком большом для нее белом лабораторном халате. Ее короткая стрижка выглядела так, будто волосы обрезали скальпелем. Держа в руке человеческий череп, она смотрела прямо в камеру с самым серьезным выражением лица, что не могло, однако, скрыть веселых чертиков, пляшущих в глубине зрачков девичьих глаз. Собственно говоря, веселье было вызвано исключительно тем обстоятельством, что бравшая у Грейс интервью симпатичная репортерша оказалась чрезвычайно впечатлительной особой. Увидев череп, она едва не лишилась чувств. Даже будучи ребенком, Грейс считала подобные проявления слабости не только смешными, но и - что более важно - достойными презрения.
- Итак, моя сладкая, - просюсюкала Коллин Адара из "Денвер пост", продолжая одновременно энергично жевать большой ком жвачки, - ты утверждаешь, что не знала своих родителей, не так ли?
- Не знала, - согласилась Грейс. - Потому что, когда я была еще совсем крошечной, они оба... умерли!
Буквально выкрикнув последнее слово, она для пущего драматического эффекта ткнула черепом чуть ли не в глаза репортерше. Выражение непередаваемого ужаса на лице мисс Адара привело к тому, что толстый слой заботливо наложенной на него косметики осыпался и растрескался, как глина под палящими лучами полуденного солнца. Пускай это была маленькая победа, но в то время Грейс ею очень гордилась. Тогда она еще официально числилась приютской воспитанницей, и визит журналистки пришелся на тот бесконечно долгий пятилетний период в ее жизни, который она мысленно окрестила игрой в "передай сиротку". Это были нелегкие годы, и любой самый незначительный эпизод, когда ей удавалось взять верх, служил для нее немалым психологическим подспорьем.
Как и следовало ожидать, мисс Адара все безнадежно переврала в вышедшей наконец статье. Отнюдь не тени безвременно ушедших родителей побуждали Грейс двигаться вперед по выбранному пути, а напротив - кое-что очень даже живое.
Она грызла предварительный медицинский курс в Колорадском университете с яростным самозабвением, что позволило ей выдержать конкурс в престижный медицинский колледж при университете Дюка. Загрузив нехитрые пожитки в багажник своего подержанного серого "мустанга", она сменила сухой и солнечный климат Колорадо на влажные тенистые субтропики Северной Каролины. Впервые попав на юг, Грейс, привыкшая к более суровой природной зоне на западе страны, была потрясена буйной пышностью здешней природы. Повсюду кипела жизнь. Ее проявления можно было встретить в вымахивающих до гигантских размеров рододендронах, побегах кизила и величавых соснах, покрытых ворсистыми мхами. Камни, почва, вода в ручьях и реках - все буквально кишело живностью. Даже ее убогая квартирка в старом доме георгианской эпохи с высокими потолками и рассохшимися деревянными половицами, казалось, тоже живет, растет и дышит. И не только из-за сверчков или неистребимой плесени в ванной комнате, которую Грейс тут же окрестила террариумом. Душными августовскими ночами, когда она лежала без сна обнаженной под скрипучим металлическим вентилятором, деревянные стены вместе с нею точно так же потели и вздыхали, страдая от невыносимой жары.