За гранью

— Понимаете, он меня… очаровал, — продолжала Мэгги. — Это было почти семь лет назад, тогда я была молоденькой выпускницей школы искусств — неоперившийся птенец без каких-либо перспектив, — шаталась с богемой по барам, вела с умным видом философские споры в пабах и кофейнях на Куин-Стрит-Уэст. Я мечтала, что однажды появится богатый покровитель, которому откроется моя гениальность. До этого у меня было несколько любовных романов в колледже, я переспала с несколькими парнями… ничего особенного, а затем появился этот высокий темноволосый интеллигентный красавец мужчина в костюме от Армани, которому захотелось поводить меня по концертам и в дорогие рестораны. Дело было не в деньгах. Да и вообще ни в чем. Даже не в ресторанах. Я тогда и ела-то соответственно — как птенец. Дело, как мне думается, заключалось в стиле и облике, в его своеобразии. Он буквально ослепил меня.

— И он действительно проявил желание стать вашим покровителем в искусстве, о котором вы мечтали?

Мэгги, опустив глаза, внимательно рассматривала свои потертые на коленях джинсы:

— Да нет, Билл никогда особенно не интересовался искусством. Тем не менее мы участвовали во всех благотворительных акциях, связанных с посещением симфонических концертов, балетов, опер. Но почему-то я…

— Что?

— Даже не знаю, как сказать… может быть, я несправедлива к нему. Но мне кажется, что для него это был своего рода бизнес. Показать себя. Примерно то же, что появиться в ВИП-ложе на стадионе «Скайдом» в Торонто. Правда, поход в оперу был для него событием: он тратил уйму времени, чтобы решить, какой смокинг надеть, и действовал мне на нервы, выбирая, в чем мне идти. Перед спектаклем мы заезжали в бар коллегии адвокатов, пообщаться с шишками, многие из которых были его коллегами и клиентами. Но у меня складывалось впечатление, что сама музыка наводит на него скуку.

— А в начале ваших отношений какие-то проблемы вас беспокоили?

Мэгги рассеянно вертела вокруг пальца колечко с сапфиром, «кольцо свободы», которое она купила после того, как бросила подаренные Биллом кольца — свадебное и в честь помолвки — в Онтарио.

— Видите ли, — задумчиво произнесла она, — сейчас, когда прошло много лет, легко говорить, что я видела и понимала, что проблема возникает. А тогда я могла просто не заметить, не заподозрить…

— Поподробней, пожалуйста.

Мэгги продолжала вертеть кольцо.

— Думаю все же, основная проблема заключалась в ревности Билла.

— К кому?

— Да не только «к кому». Ко всему. Он был ярым собственником по природе, не терпел моих слишком долгих разговоров с другими мужчинами на приемах и вечеринках, ну и прочее. Но наиболее сильно он ревновал меня к моим друзьям и подругам.

— Художникам?

— Да. Понимаете, он их и не знал, собственно, но считал кучкой бездельников, неудачников, полагал, что он спас меня от них. — Она рассмеялась. — А они, со своей стороны, не хотели иметь ничего общего с юрисконсультами корпораций в костюмах от Армани.

— Но вы продолжали встречаться со своими друзьями?

— Конечно. Но все реже.

— А как Билл относился к этому?

— В разговоре со мной высмеивал их, унижал, критиковал. Он называл их псевдоинтеллектуалами, безмозглыми бездельниками. Если мы с ним встречали кого-нибудь из них, он стоял поодаль, переминался с ноги на ногу, посматривал на свой «Ролекс», насвистывал. Просто перед глазами стоит эта картина…

— А вы защищали своих друзей?

— Да, пыталась, но безуспешно. — Мэгги замолчала и после недолгой паузы продолжила свой рассказ: — Я действительно была по уши влюблена в Билла. Он водил меня на премьерные показы фильмов. На уик-энды мы ездили в Нью-Йорк, где останавливались в отеле «Плаза»; наняв конный экипаж, ездили в Центральный парк; посещали вечеринки с коктейлями, куда приглашали биржевых маклеров и руководителей корпораций и где угощали такими яствами — ну просто всем, что душе угодно. Пожалуй, в этом даже было что-то романтическое. Однажды мы летали в Лос-Анджелес на премьерный показ фильма, в котором были эпизоды, рассказывающие о развлечениях юрисконсультов, а после фильма пошли на вечеринку, где был Шон Коннери. Представляете? Сам Шон Коннери!

— Как вы воспринимали эту великосветскую жизнь?

— Мне было вполне комфортно. Я без труда вписывалась в их среду и без проблем общалась с бизнесменами, юристами, предпринимателями — с сильными мира сего. Хотите верьте, хотите нет, их культурный уровень показался мне намного выше, чем считает близкая к искусству публика. Многие из них — спонсоры корпоративных коллекций. Мои друзья были убеждены, что каждый человек, на котором надет костюм, — тупица, консерватор и мещанин. Но нельзя судить по внешности, теперь мне это известно. Думаю, для Билла я была чем-то вроде эффективного помощника продвижения по карьерной лестнице, а моих друзей он считал балластом, который вполне может утянуть меня вниз, в их среду. А может быть, и его тоже прихватит, если мы вовремя не спохватимся. Я, в отличие от Билла, не ощущала дискомфорта в его мире, но вдруг до меня дошло, что мне скучно так жить и я хочу работать — ведь я же художник!