За гранью

– Нет! – почти закричала Грейс, сбрасывая его руку с плеча. Логрен немедленно отступил в сторону и отвесил церемонный поклон.

– Как будет угодно миледи. Прошу прощения, если мои действия показались вам оскорбительными.

Господи, какая же она дура! Своим «нет» она отказывала вовсе не ему – любезному кавалеру и настоящему джентльмену, – а впервые проснувшейся в ней женщине! Но где найти слова, чтобы объяснить это Логрену?

Она поднялась и пошла к выходу – медленно, опустив голову, как побитая собака. Она не помнила, как очутилась за дверью, как куда-то бежала, не разбирая дороги… Опомнилась Грейс в каком-то пустынном коридоре, вся в слезах, а когда окончательно пришла в себя, с ужасом осознала, что в том мысленном воспроизведении любовной сцены в саду она видела в объятиях Логрена не Кайрен, а совсем другую женщину, чьи глаза тоже были зелеными, но с ярко выраженным золотистым оттенком.

Себя.

А почему бы и нет, Грейс? Чем ты хуже других? У тебя украли детство и юность и обрекли на постоянный страх. Так что же ты медлишь воспользоваться столь благоприятной возможностью разом вознаградить себя за все лишения?

Она тряхнула головой, кулачком вытерла слезы и огляделась. Прямо перед ней высилась большая резная дверь, а сбоку от нее свисал с флагштока государственный флаг Толории – желтый круг на зеленом поле. Это были покои королевы Иволейны. Грейс бросила взгляд в окно. В узком проеме виднелся маленький клочок быстро темнеющего свинцово-серого неба. Смеркалось. С карниза под окном слышалось громкое голубиное воркование. По спине у нее побежали мурашки – слишком уж точное для обычной случайности совпадение.

Шелест юбок за спиной заставил Грейс оглянуться. На нее в упор смотрели удивленные и радостные васильковые глаза Эйрин.

– Я до последней минуты не верила, что решусь пойти сюда, – призналась баронесса.

– Я тоже, – кивнула Грейс, не вдаваясь в подробности. Они взялись за руки.

– О Мать Зея, что же мы творим?! – замирающим голосом прошептала Эйрин.

– Не знаю, – вздохнула Грейс.

Дверные створки распахнулись, и они рука об руку вошли внутрь.

74

Обучение Трэвиса толкователями рун началось на следующее утро после знакомства с Рином. Фолкен безжалостно поднял его с постели задолго до рассвета.

– Вставай, лежебока, пора в школу! – приговаривал бард, сначала сдернув с него одеяло, а затем выхватив из-под головы и подушку.

Ворча и чертыхаясь спросонья, Трэвис кое-как продрал глаза, натянул тунику, закутался в плащ и, поблуждав немного, вывалился во двор. В этот ранний час там не было ни души. Подрагивая от морозца, он рысью пересек двор и очутился у входа в полуразвалившуюся башню, милостиво выделенную королем Бореасом в полное распоряжение рунных мастеров. Уже поднявшись по ступеням, он вдруг заколебался и остановился под дверью, выбивая зубами барабанную дробь. Но холод быстро взял верх над нерешительностью, и Трэвис постучал. Дверь тотчас отворилась, открывая тускло освещенный прямоугольный проем.

– Входи же! – повелительно произнес чей-то резкий голос.

Трэвис повиновался. Дверь за ним захлопнулась.

Очень скоро он обнаружил в своих новых учителях по меньшей мере одно достойное восхищения качество: те обожали мэддок и пили его с утра до вечера. В главном зале на медном треножнике постоянно висел котелок с булькающим ароматным варевом. В тот первый день Трэвис выпил не меньше полудюжины больших кружек, отчего все его тело наполнилось бодростью и легкостью, а голова сделалась ясной и прозрачной, как пузырь на кончике стеклодувной трубки. Но избежать естественных для начинающего ошибок не помог даже волшебный напиток.

– Тебе известно, что это такое? – спросил Джемис, старший из рунных мастеров – худой старик со строгим, неулыбчивым лицом, одетый в ветхий серый балахон, не стиранный, должно быть, вот уже лет пять, если не больше, – показывая ему знак, начертанный им стилосом на восковой табличке.

Трэвис поправил очки и сощурился, силясь разглядеть изображение в неярком свете тлеющих в очаге углей. Башню насквозь продували свободно гуляющие здесь сквозняки, поэтому все трое теснились как можно ближе к огню. Он без труда узнал нарисованный Джемисом символ – эту руну Фолкен ему уже показывал. Он открыл рот и уверенно сказал:

– Здесь изображена руна… Ой!

Трэвис чуть язык не прикусил, потому что Джемис хлестко и очень больно с размаху врезал ему по пальцам своим стилосом – довольно длинным и увесистым заостренным металлическим стержнем. Он резко отдернул руку и спрятал ее за спину.

– Неверно! – произнес Джемис, чей снисходительно высокомерный тон уязвил Трэвиса не меньше, чем боль от удара. – Запомни раз и навсегда, ученик: ты ничего не знаешь. И забудь все. чему тебя учили раньше. Выкинь из головы, как ненужный мусор. Отныне ты должен знать лишь то, чему мы тебя научим. Никогда не забывай об этом, если хочешь остаться учеником!