– Ничего, мы это решим, – пообещал Геральт и отпустил. – В какой же строгости воспитывают ланги дочерей, если в шестнадцать лет они даже не целовались? Ладно, – тон навсея стал холодным и серьезным, – пойдем.
Он подхватил под руку и чинно повел прочь.
Дверь комнаты с порталом открывалась прикосновением ладони. Геральта, разумеется. Заметив разочарование на моем лице, навсей елейным голосом спросил: «Надеялась сбежать?» Да, надеялась, но теперь знаю, никуда не денусь из клетки.
Мы оказались в незнакомом коридоре. Вроде на первом этаже, но сориентироваться навсей не позволил, воспользовался телепортом, который перенес в кабинет. Геральт уселся за массивным столом, мне же махнул на стул. Я покорно опустилась на сдержанную обивку в коричневых тонах и огляделась. Кабинет большой, светлый. На стене – портреты. Один особо запомнился. На нем изображен мужчина с хищным взглядом в парадном облачении мага.
– Дед, – перехватив взгляд, прокомментировал Геральт. – Женщина рядом с ним, да, зеленоглазая, – мать. Лучшая проклятийница в Веосе, – с гордостью добавил навсей.
Поднявшись, подошла ближе, чтобы лучше рассмотреть графиню. Определенно, сын похож на нее: тот же взгляд, посадка головы. А комплекцией Геральт пошел в деда. Страшно спросить, чем занимался суровый маг. Я бы назвала его палачом: даже нарисованный, он внушал ужас. И глаза будто пронзают иглами. Губы кривятся в едва заметной усмешке. Я видела такую же у внука, совсем недавно, когда тот представлял, что сделает с Талией. Отвернулась, но все еще ощущала на себе взгляд нарисованного мужчины. Даже испугалась, не вселился ли в портрет его дух. Пальцы нервно теребили подол платья, корсет душил, хотя служанка не переусердствовала с утра.
– Начнем с детских воспоминаний. Какие самые старые?
Робко подняла глаза на Геральта. Спокойный и величественный, он восседал в кресле, будто судия.
Задумалась, воскрешая в памяти былое. Купание в корыте, солнечный зайчик, огненные шарики Алексии, недовольный голос отца – слишком личное, чтобы рассказать навсею.
– Дария! – Тот не собирался отступать.
– Это… глупо, вам неинтересно.
– Очень даже. Не думай, говори. Не хочется, – он поморщился, – залезать тебе в голову, как преступнице или пленнице.
– Значит, и для меня, – вздохнула я и покорно поделилась сокровенным. – Золотистые волосы, они падают мне на глаза. На маминой руке что-то яркое. Она говорит непонятные слова и подливает воду в корыто.
– Непонятные слова? – напрягся Геральт, впившись пальцами в край стола. – Сколько тебе? Два? Три? Больше?
Задумалась и предположила:
– Два. Все такое большое. Слова… Я не запомнила.
– Или не поняла. Товиарнес нехнес маару томире, эшкет зорна улехе.
Навсей произнес абракадабру спокойно, но меня будто пронзило копьем. Схватилась рукой за сердце и отшатнулась. Геральт довольно просиял и соизволил пояснить:
– Всего лишь угроза на языке наиви. Только светлая поняла бы. Язык давно мертв. Наиви – это светлые. Навсеи и наиви – две стороны одной медали. Не бойся, я не собираюсь вырывать сердце и скармливать собакам, наоборот, стану защищать.
Подобное заявление из уст темного выглядело, мягко говоря, странно и лживо.
Дверь бесшумно отворилась, и на пол полетел мешок. В полете он развязался. На пол свесилась покрытая синяками, изодранная рука со сломанным запястьем.
Завизжала и, вскочив, бросилась к окну.
– Да ну, успокойся, – флегматично произнес Геральт, апатично наблюдая за тем, как я отчаянно дергаю за ручку, пытаясь открыть окно. Зачаровано! – Всего лишь твоя сестра. Сейчас мы ее допросим.
В мешке труп Алексии!
Ноги ослабели, и я сползла на пол.
Там Алексия, замученная темными Алексия, а Геральт говорит о ней, будто о редьке! Животное, грязный убийца! Почему я так странно к нему отношусь, почему мне даже нравятся его прикосновения – те, которые приличные? Это все ритуал, частицы темной сути. Иного объяснения противоестественной симпатии нет.
Затряслась от еле сдерживаемых рыданий. На мешок старалась не смотреть. Тело покрылось мурашками, к горлу подступила тошнота.
– Экие вы, светлые, нежные! – высокомерно поджал губы Геральт и присел рядом. Его пальцы на плече заставила вскрикнуть и в ужасе закрыть лицо руками. – Там всего лишь труп.
«Там Алексия, а не просто труп!» – хотела закричать я, но не могла: в горле пересохло.
Убедившись, что сама не встану, навсей поднял и усадил на прежнее место. Пальцы ловко расстегнули верхние пуговицы платья и ослабили корсет. Сразу стало легче дышать.
– Давай-ка, только обморока мне не хватало!
Рука Геральта скользнула под корсет. Я полагала, из похоти, оказалось – нет. Навсей массировал область сердца, и оно, покорное чужой воле, успокоилось.
– Я не лекарь, но знаком с энергетическими токами тела, – пояснил Геральт и убрал руку.
С уважением взглянула на него: не воспользовался моментом. Может, в голове и блуждали всякие мысли, но навсей сдержал порывы плоти.
– Корсет сама затянешь или помочь?
Не дождавшись ответа, Геральт привел мой наряд в порядок, хотя не стал туго затягивать, очевидно, ожидал новый обморок.