Все остальное произошло в доли секунды. Мо понадобилось буквально мгновение, чтобы трансформировать импульс магии в информационный поток. Точно так же, как информация проходит по сетям кораблей, передаваясь от одного существа к другому, от одной системы в другую. Поток прорвался сквозь, казалось, неприступный защитный барьер, запуская механизм уничтожения. По внутренней грани защитной сферы растеклось красно — черное марево. А потом меня отключили.
Глава 25
— Он тянет, Мо… тянет…
— Тари!.. Стойте!
В голове все крутилось, не давая сконцентрироваться, меня уносило прочь от ОКА, от планеты, от всего и от всех… Я стремительно неслась туда, где был сконцентрирован поток плазмы, туда, где черной ненасытной дырой собиралась вся боль и алчность этих существ.
Боль, превратившаяся в жадные, беспощадные поиски, затягивала словно паутина. Пытаясь освободиться, я все больше погружалась в систему кораблей керсов. Боль становилась невыносимой, перед внутренним взором все плыло, заливаясь красным маревом. И сквозь эту пелену я искала выход, стараясь ухватиться за знакомые черты, то и дело мелькавшие где-то на периферии.
— Больно, Мо… — шептала я. — Больно… я не вижу… Мо… не вижу, не хочу… видеть…
Мир вокруг задрожал, и я распахнула глаза, ощутив эти колебания. Мир внутри системы наложился на мою реальность, превращая картинку в какой-то совершенно невероятный калейдоскоп образов и иллюзий. Я видела тусклые вспышки звезд и одновременно рубку ОКА, миллиарды бесконечных потоков цифровых кодов… и тут же сквозь них проступал лик Керона, смотрящего на меня своими глазами-бельмами.
— Больно, мне больно, Мо…
— Сейчас тебе будет легче, Тари… Слышишь?..
— Мо! — раздалось над самым ухом, и сквозь кровавое марево я заметила знакомый блеск черных глаз ассурийца. — Вытащи ее! Вытащи! Ей же больно!.. Мо…
— Т-ш-ш! — Мо оскалился.
Сквозь поток слепящих меня цифр и кодов, вереницы планет и галактик я увидела, как Аран оттаскивает от нас Кариме, хватает Холлера, выдергивая того из кресла, и падает на пол, а потом Керон, прожигая пространство невидящим взглядом, вскинул руки над головой, и вселенная взорвалась.
Будь я компьютером, слово «отключение» подошло бы к моему состоянию идеально. Когда окружающий тебя мир, каким бы ты его ни знал, по щелчку погружается в темноту, по-другому произошедшее и не назовешь. Сознание, или кем ты становишься на этом этапе существования, улетело в открытый космос вслед за обломками станций, плывущих внутри гигантских пузырей непроницаемых защитных полей. Наверное, это и есть свобода.
Возвращение — всегда через боль. Через рождение к смерти. Умирая, мы страдаем, страдает наше тело, потому что жизнь, дышащая в наших клетках, цепляется за нас. Именно она причиняет нам страдания, не смерть. Смерть — это миллиарды мерцающих звезд, которые теперь открыты для тебя. Безграничные миры во Вселенной, о которых ты прежде и не подозревала; знания, ведомые только Высшим. Разве это должно пугать?
Меня манила эта безграничная темнота, разбавленная далекими огнями. Где-то там был мой дом, колыбель, и теперь он звал меня по имени. Космос обещал раскрыть все свои тайны, что самому человечеству не постичь никогда. Передо мной проносились века эволюции и деградации, войны и смерть, ядерные взрывы и зарождение новой жизни. Планеты, покрытые льдом и радиоактивными осадками; звезды, которым еще только предстояло стать планетами, давно потухшие, но еще несущие нам свой свет сквозь время и пространство.
Я видела нашу планету такой, какой она была еще до прихода керсов и такаров, цвета чистого изумруда с голубыми лужами океанов. Видела ее до нашего появления, за много-много лет до начала всех времен. Я что-то почувствовала, до безумия знакомое, но никак не могла вспомнить, что это. И мне хотелось понять, очень… Это «что-то» зацепилось за мое сознание как ниточка, тянувшая меня назад.
Я не знала, почему это так для меня важно и было ли вообще, но следовала вслед за нитью, уводящей меня все дальше от молчаливых звезд, расположенных в сотнях парсеков друг от друга. Позади остались проносившиеся мимо кометы, их свет становился все тусклее, приобретая серебристый оттенок. Тепло уходило, уступая место неприятному холоду и боли. Нить вела меня вниз, превращаясь в тяжелый якорь, цепляющийся за столь неудобное и громоздкое тело. Мои легкие разрывались, наполняясь воздухом. Жизнь снова возвращалась ко мне.
Я не без усилий открыла глаза, фокусируя взгляд. Аран всматривался в мое лицо, нервно кусая почти синие губы, столь сильно выделяющиеся на его совершенно сером лице. Мне захотелось истерически рассмеяться, когда поняла, сколько раз за этот бесконечно долгий день я уже приходила в себя полулежа в его руках. Тяжело сглотнула кислый ком, наждачным шаром прокатившийся по горлу и царапающий его до крови.
— Тари! Высшие!
— Клубника, — прохрипела я.
— Что? — Рядом показались не менее бледные Кариме и Мо. Значит, парень жив. У меня словно камень с души упал.
— Что с ней? — раздались встревоженные голоса.
— Клубника.