За гранью Разлома (СИ)

Прямо как Мира. Правда, в отличие от упырей, спутница Бессмертного имела свою волю, и эта воля толкала её вперёд. В первое утро, проснувшись и обнаружив, что девушка смотрит прямо на него, отвернувшись от булькающей на плите кастрюли, Макс даже потянулся к неизменно висящим на шее печатям, уверившись, что видит перед собой нечисть.

Вечером второго дня Чтец решился.

— Я сделал фигню.

Сказать это Мише оказалось непривычно, но ожидаемо легко — с Мишей вообще было проще, чем со всеми другими напарниками.

— Какую?

Он был таким и в школе: спокойным, неторопливым, готовым выслушать и понять. Рядом с ним Макс, привыкший хвалить себя за рациональность, порой чувствовал себя неуравновешенным невротиком, но с Мишей он мог себе это позволить.

— Много какую, на самом деле. — Чтец откинулся на спинку кресла и отвернулся к лобовому стеклу. Внутри автодома горел свет, а потому все окна уже были закрыты, но так было даже проще. Так не мерещились мёртвые лица. — Сначала за каким-то хреном решил поехать к поселению вместе со всеми. Сейчас вспоминаю, что в голове делалось… — Он прижал руку ко лбу. Рука была холодной, а лоб — горячим. — Мне показалось, что просто поехать с ними будет более правильно, чем сказать, что у меня нет книги и я им не помощник. Не знаю. Наверное, на стрессе слишком серьёзно принял радино обвинение в трусости или вроде того. Потом, похоже, второй раз попался на том же. Миша, я не знаю, чем я думал, когда соглашался тебе помочь. Я вообще не уверен, что думал.

Макс опустил ладонь ниже, закрывая глаза. Он знал, что Миша поймёт. Оставалось только понять самому.

— Ты правильно говоришь, — ожидаемо, в голосе друга не нашлось места для осуждения, — такие решения не принимаются быстро и, конечно, принимать их лучше на трезвую голову. Я знал, что так будет, если ты согласишься.

Ладонь нагрелась, сравнявшись по температуре с лицом. Макс опустил руку.

— Я понятия не имею, что мне теперь делать, — признался он. — Разумеется, сначала нужно разобраться с книгой, это надолго, но я же не могу держать вас при себе целый месяц, так и не дав ответа. Сейчас я понимаю, что совершенно не готов лезть к Кровавым, но желания мотаться по поселениям за повязанными и мастерами тоже не хочется. Особенно ближе к зиме.

— Уверен? — Миша слегка склонил голову на бок. — Да, в тот раз действительно вышло неловко, но, может быть, если как следует поискать…

Катая Раду на восток и обратно, они заглянули к старому мастеру, о котором рассказала управляющая поселения с коровами. Результат получился не столько неловким, сколько нелепым. Мастер резал печати по металлическим пластинкам, он с уверенностью заявил, что печатей, как у Кота, быть не может, и то, что ему показывают завалившиеся к нему охотники, подделка, которая совершенно точно ни на что не годится. Продемонстрировать работу печати в отсутствии вампиров не представлялось возможным, но Макс не сомневался, что, даже докажи они мастеру его неправоту, ничего нового он бы им не сказал.

— С мастерами совсем безнадёжно, у меня сейчас с собой ни печати, ни Кота. С повязанными сложно — нужно сначала разобраться, как их искать. Не думаю, что получится что-нибудь внятное, если я просто буду заезжать во все поселения подряд и спрашивать, нет ли у них кого-нибудь, кто разговаривает с нечистью.

Миша вздохнул.

— Справедливо. Будь с нами Рада, могло бы быть проще, но…

Но Рады с ними не было. В своём решении больше не иметь с Максом ничего общего, старшая дочь Беляевых оказалась настолько серьёзна, что в самом деле покинула их в ближайшем поселении — том самом, где разводили коров. Там же оставили и Кота. Откинувшемуся Славе нашли место в больнице, где его подключили к аппаратам жизнеобеспечения, заметив, однако, что не смогут поддерживать жизнь в его лишённом души теле дольше месяца. Макс заверил управляющую, что этого не понадобится. По словам Кота, дольше месяца он не отсутствовал ни разу.

Чтобы облегчить напарнику поиски, Чтец оставил ему письмо, положив его на стопку заботливо сложенной медсестрой одежды. Обычной повседневной одежды: ушастую толстовку и другие элементы кошачьей атрибутики они с Бессмертным забрали с собой, не желая давать жителям поселения понять, кто именно изображает спящую красавицу у них в больнице. В одном из карманов штанов, тревожить содержимое которых не решился бы никто посторонний, лежала металлическая печать. Уникальная и неповторимая, выполненная неизвестной ни одному из ныне живущих мастеров техникой, она манила Чтеца, словно предлагая: «Возьми меня, я всё равно не нужна Славе сейчас. Ты остался без книги, так что я тебе пригожусь. Давай, бери. Когда он проснётся и найдёт вас, вернёшь». Макс несколько раз протягивал руку, но так и не решился коснуться металла. Печать принадлежала Коту и только ему.

От воспоминаний Макса оторвал задумчивый голос Миши.