За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные

Мы не слоны. Нашим ушам и нашему алфавиту их язык не дается. Представьте, каково записать словами «Лунную сонату» Бетховена или студийный альбом джазового квартета под управлением Джона Колтрейна[26] «A Love Supreme»?[27] «Сперва та-ра-ра, та-ра-ра, та-ра-ра, та-ра-ра» – это про Бетховена. «Раздаются разнообразные визги, вопли и вой» – это про саксофон Колтрейна. Получается, что задача невыполнима. Как невозможно описать закат, тупо перечисляя распределенные по длинам волн составляющие цветового спектра. У нас отсутствует система условных обозначений для записи криков слонов, щебета птиц, лая собак и так далее. В случае же с человеческий речью мы просто пишем: «Hola по-испански значит „здравствуй“». У нас нет возможности транскрибировать слоновье урчание с помощью фонетических знаков и добавить перевод. К примеру, это значит: «Вот еда», а это: «Где ты?», вот это: «У меня течка, и я жду тебя», а вот это: «Спасите, я заблудился!». Мы не можем это урчание ни грамотно записать, ни точно перевести.

Единственное исключение – характерное урчание, которое исследователи называют «в путь!» – то есть название или ярлык одновременно становится и переводом. Однако суть вопроса, его корень, совсем в другом: действительно ли слоны в той или иной ситуации пользуются теми или иными звуками для выражения тех или иных вещей? Маркируя словами возможную речевую ситуацию – «призыв к контакту», «сдержанное приветствие», «песнь муста», – мы тем самым транспонируем ее на соответствующую речевую ситуацию в нашем дискурсе, где «призыву к контакту» соответствует «здравствуйте, как поживаете?». Это ведь не просто перевод. Когда слоны издают «приветственное урчание», что именно они говорят? «Здравствуйте» или, может быть, «прочь с дороги»? Что они имеют в виду?

Слова, слова, слова

У саванных слонов есть особый сигнал тревоги, который, очевидно, значит на их языке: «Пчелы!» От жужжащих в воздухе пчел они улепетывают, отчаянно крича и мотая головами. И такой же бег с мотанием на ходу головой начинается, если слону включить запись крика их соплеменников, удирающих от пчел. Пленка с криками людей никакого мотания головой не вызывает, то есть эта реакция у слонов исключительно на пчел – они пытаются увернуться от злобных тварей, норовящих забраться в нос и уши. Питомцы американских зоопарков, в жизни не сталкивавшиеся с дикими африканскими медоносными пчелами (а их не зря прозвали «пчелы-убийцы»), эти сигналы игнорируют. В Африке взрослые особи реагируют на сигнал непосредственно, а слонята и молодняк – опосредованно: наблюдают за реакцией старших и копируют ее.

– Слоненок видит, что мать воспринимает пчел как опасность, – объясняла Люси Кинг, – и запоминает это. Так происходит обучение.

Моя знакомая рассказывала, как импалы – чернопятые антилопы – разбегались, заслышав вопли слонов, которыми те вспугивали стаю диких собак. Ее проводник подчеркнул, что импалы никогда не убегают, если слоны кричат из-за слонов или людей. Очевидно, в тот момент они кричали что-то определенное, и импалы это поняли.

Новорожденные слонята урчат, но для удовлетворения или негодования у них есть два совершенно разных «слова»: когда им хорошо, урчание звучит как «аауурррр», а если слоненок обижен – потому что отпихнули, поддали ногой или бивнем или не дают добраться до материнской груди, – он сердито ворчит: «барррооо». Иногда особое урчание матери оказывает на разгулявшегося отпрыска мгновенное действие, и он как шелковый возвращается к ней под бочок. Можно предположить, что мать сказала: «А ну быстро сюда».

Взаимодействие слонов говорит о том, что они понимают речь друг друга, не важно, говорят ли они о чем-то сугубо конкретном (сигнал «в путь!») или же происходит передача эмоционального состояния, для чего обыкновенно служит тон голоса («Сколько вас можно ждать? В путь!»). Иногда значение сказанного зависит от контекста. Поскольку слушатель в этот контекст тоже погружен, он понимает смысл.

В человеческой речи много тоже зависит от контекста и эмоционального состояния. Простое «эй!» можно произнести дружелюбно, а можно резко, и сразу будет понятно, что имеется в виду: дружеское приветствие или угроза, предупреждение. Так и слон: трубя, он, по сути дела, кричит остальным: «Эй!», а уж с какой интонацией – другой вопрос.

Значение конкретизируется намерениями трубящего и считывается опытным слушателем. Этими процессами кодирования-декодирования ведает их похожий на буханку хлеба головной мозг, в котором четыре с половиной килограмма живого веса.