За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные

«Теория разума» была придумана в 1978 году учеными, которые изучали шимпанзе[79]. Совершенно не понимая, каким должен быть соответствующий контекст и что именно имеет смысл для шимпанзе, они показывали обезьянам видеоролики, где актеры пытались достать бананы, находящиеся вне пределов досягаемости, слушали музыку на отсоединенном от сети проигрывателе, дрожали от холода из-за неработающего обогревателя и так далее. Предполагалось, что шимпанзе покажут свое понимание задачи, стоящей перед человеком, выбирая фотографию с ее решением. Например, они должны были выбрать «зажженный фитиль для неработающего обогревателя». Нет, исследователи не шутили. Если обезьяна не выбирала правильное фото, исследователи объявляли, что она не понимает проблему, с которой столкнулся человек, и поэтому «теория разума» к ней неприменима. (Представьте себя на месте шимпанзе. Вас приводят в комнату, показывают видео, на котором человек дрожит рядом с обогревателем, вам никто не объясняет, в чем проблема, в чем суть эксперимента и как можно использовать огонь, а потом от вас ждут, что вы выберете зажженный фитиль. Или представьте, что вы Томас Джефферсон и вам показывают видео с человеком, который пытается включить отсоединенный от сети фонограф. Вы понятия не имеете, что за предмет перед вами.) По прошествии нескольких десятилетий, после многочисленных экспериментов ученые, работающие в этой области, предположили, что на полученные в 1978 году результаты могли повлиять условия эксперимента. Наука не стоит на месте. Споры продолжаются.

Сегодня некоторые ученые признают наличие «теории разума», то есть понимания, что у другого существа могут быть отличные от ваших мысли и мотивы. А именно у человекообразных обезьян и дельфинов. Кое-кто включает в этот список слонов и ворон. Отдельные исследователи признают такие способности у собак. Однако многие продолжают настаивать, что «теория разума» применима исключительно к человеку. Даже теперь, когда я пишу эти строки, научный журналист Кэтрин Хармон утверждает, что у большинства видов животных ученые не смогли обнаружить ни единого проблеска доказательств.

Ни проблеска? Да там не проблески, а ослепительный свет. Люди, не видящие доказательств, просто невнимательны. В отличие от Франса де Вааля. Проделки шимпанзе, которые любят брызгать водой на ничего не подозревающих посетителей зоопарка, говорит он, отражают сложную и такую знакомую внутреннюю жизнь.

Мнение исследователей относительно того, обладают ли шимпанзе, собаки и другие животные «теорией разума», не имеет особого значения. Важно другое: что именно они осознают и как? Как ведут себя собаки? Какие у них мотивы? Вместо того чтобы выяснять, способна ли собака или шимпанзе проследить за взглядом человека, зададимся вопросом, как собаки и шимпанзе направляют внимание друг друга.

Люди лучше понимают людей, чем собак. Дельфины лучше понимают дельфинов. Шимпанзе лучше понимают шимпанзе. Мы делаем вывод о намерениях странно одетого незнакомца, доброжелательного или враждебного, по языку тела. Точно так же поступают собаки. Другие животные прекрасно разбираются в языке тела. На кону стоит их жизнь, а задавать вопросы они не умеют. Живущая у нас самка енота по имени Мэддокс (мы выкормили ее из бутылочки, но не держали в клетке; она живет на свободе) иногда способна угадать мое намерение в ту же секунду, как мысль приходит мне в голову, хотя я не могу понять, по каким признакам. Например, она ощетинивается и изгибает спину, как только я решаю, что время для игры на кухне истекло и пора выпроваживать ее за дверь. Я обычно шучу, что у меня есть енот, который читает мысли. Наверное, она что-то видит в моем взгляде – надо признать, что в этом отношении у нее острый ум. Впрочем, как и зубы.

Наблюдая, как живущие на свободе животные взаимодействуют с окружающим миром на своих условиях, вы понимаете, насколько велики их умственные способности. Начать можно с тех, кто бродит по вашему дому и вопросительно смотрит на вас, ожидая вашей реакции.

Утром я варю кофе и – поскольку в доме холодно – поднимаю москитные сетки и закрываю окна; звонит телефон, и я беру трубку. Чула следует за мной по пятам и заглядывает в глаза, высматривая признаки того, что я готов общаться – или чем-то угостить. Она не понимает, что такое кофе, москитные сетки, телефон. Человек из прошлого, будь он коренной американец из 1880 года или представитель древнего племени охотников и собирателей, не поймет, что я делаю. Разница между моей собакой и вождем по имени Бешеный Конь заключается в том, что Бешеный Конь способен научиться всему, что делаю я (а я, возможно, всему, что делает он). Повторяю: вопрос не в том, похожи ли собаки на нас. Они такие, какие есть. Интересно, какие именно?