– Примерно через год, – рассказывает Кен, – если другие лодки начинали преследовать китов или окружать их, косатки часто подплывали к нам и просто держались рядом. Киты понимали, что мы не будем гоняться за ними. Не будем бросать в них гарпуны или арканы. Они видели, что мы ведем себя спокойно. И это, конечно, подразумевает осознание происходящего.
Может ли сознание иметь отношение к пониманию добрых намерений Кена? Могли ли киты ценить Кена после того, через что им пришлось пройти? Достаточно ли этого, чтобы ответить взаимностью?
У Кена много подобных историй.
– Много дней мы следовали за всеми тремя стадами. Они прошли через пролив Хуан-де-Фука, потом к западу от острова Сан-Хуан, через Баундари-пасс к реке Фрейзер, потом вернулись к Сан-Розарио, вошли в залив Пьюджет-Саунд, обогнули остров Вашон и вернулись сюда. Однажды утром они направились в густое облако тумана. Мы последовали за ними. Это было в 70-е. Ни GPS, ничего – только компас. Мы заблудились рядом со входом в залив Адмиралти, окруженные густым туманом, в сорока километрах от дома. Я знал приблизительный компасный азимут. Мы убрали почти все камеры и приготовились уходить. Я двинулся вперед, ориентируясь по компасу, со скоростью двадцать пять узлов. Не прошло и пяти минут, как со всех сторон стали собираться косатки, пока не оказались прямо перед лодкой. Тогда я замедлил ход и стал просто плыть за ними. Перед носом нашей лодки все время держались несколько китов.
Кен плыл так пятнадцать миль. Когда туман рассеялся, он увидел родной остров.
– Понимаешь, я уверен: они точно знали, что мы ничего не видим. Они знали, где мы находимся. Это было через год после того, как их перестали отлавливать. Они видели много лодок и много раз сталкивались с агрессивным поведением. Но в этом случае, если я не ошибаюсь, они указывали нам путь. Это было очень трогательно.
И становится все более трогательным. И более странным. Дело в том, что киты-киллеры, похоже, способны на проявление доброты. На действия, не поддающиеся объяснению. Действия, которые заставляют ученых рассматривать самые причудливые гипотезы. Напрашивается вывод, что поведение косаток можно разбить на две категории: удивительное и необъяснимое.
Может показаться, что сопровождение в тумане – эксклюзивная услуга, которую косатки склонны оказывать людям, защищающим их. Александра Мортон вместе с помощником находилась в проливе Королевы Шарлотты в своей надувной лодке. Вдруг опустился туман, такой густой, словно они попали «в стакан молока». Ни компаса. Ни солнца. Ни волн, по которым можно угадать направление. Ошибка могла бы увести их в открытый океан. Более того, к ним приближался громадный морской лайнер, и Мортон не могла определить, с какой стороны. Она боялась, что судно внезапно появится из тумана и раздавит лодку.
И вдруг, словно из ниоткуда, из воды вынырнул гладкий черный плавник. Это был Нотч. Потом появился Сэддл. За ним Ева, обычно невозмутимый матриарх. Над водой поднялась голова Шарки – она смотрела прямо на Мортон. Потом Страйп. Они окружили крошечную лодку, и Александра плыла за ними в тумане словно слепой, положивший руку на плечо поводыря. «Я не волновалась, – вспоминала она. – Я доверила им наши жизни». Двадцать минут спустя она увидела, как из тумана проступает скалистый берег и высокие кедры ее острова. Туман рассеялся, и косатки уплыли. Утром этого дня за ними было необычно трудно следить, они плыли на запад, в открытый океан. Косатки сопроводили Мортон на юг, к ней домой, а затем сменили направление и вернулись обратно.
Этот случай изменил взгляды Мортон. «Больше двадцати лет я старалась исключать мифы о косатках из своей работы. Когда другие развлекали собеседников историями о чувстве юмора косаток или об их понимании музыки, я молчала, прикусив язык… Но иногда я приводила примеры того, что мы не в состоянии научно объяснить. Называла их удивительными совпадениями, если хотите; но эти примеры продолжали накапливаться… Не могу сказать, что косатки обладают телепатией, – не знаю, можно ли назвать это так, но… У меня нет объяснения событиям того дня. Только благодарность и глубинное, постепенно усиливающееся ощущение тайны».