За гранью снов (СИ)

Но мысли были потом, холодные и расчетливые мысли, анализирующие и принимающие случившееся, как данность. Сейчас не было ни сил, ни желания что-либо анализировать. Когда ты, избитая и униженная, лежишь на холодном полу зала экзекуций, мечтаешь либо о том, чтобы спастись, ни о чем не вспоминая, либо, чтобы умереть, ничего не помнив. Я хотела второго. По той простой причине, что у меня не было больше того, ради чего мне стоило жить. Жизнь? Кому она теперь нужна?.. Даже мне она теперь казалась настолько никчемной и разрушенной, что продолжать ее не имело смысла. Чувства? Любовь, например... А была ли она у меня? Я думала, что полюбила. Сотворила невозможное, полюбив зверя. Я думала, что и он... тоже чувствует что-то... А он не поверил моим словам. Он сказал, что они – ложь. Я ошиблась.

Я не знаю, как долго лежала в месте моей пытки, минуты и часы слились в одно мгновение, серое и безжалостное, пустое и никому не нужное, в котором я вновь и вновь умирала у него на глазах. Мимо меня сновали слуги Кэйвано, скорее всего, проверяя, жива ли я, поглядывая на меня с изумлением, а кто-то даже с жалостью, но никто с момента ухода Штефана так ко мне и не подошел. Был ли это его приказ перед отъездом, или их... самовольное решение, я не знала. Я не могла думать. Вообще. Ни о том, что он сделал, ни о том, как мне было больно. Ни о том, как быть дальше... с растоптанной любовью и разбитым сердцем.

Через какое-то время, когда одна минута, потонув в другой минуте, вязкой и промозглой, взорвалась во мне надрывным кашлем и тошнотой, вокруг меня началось легкое движение.

- Нужно перенести ее в холл, - подал кто-то голос. Кажется, это Лейла? Сожалеет, сочувствует?..

- Или в ее комнату, - отозвался второй, кажется, мужчина. Константин? Я сталкивалась с ним пару раз.

- Не думаю, что Князь будет в восторге, если обнаружит ее здесь по приезду.

По приезду... Он уехал. Бросил меня здесь... одну. Умирать?.. Боль стремительно поднялась к сердцу.

- Он уехал? – озвучил мой немой вопрос кто-то третий.

- Сразу, как только... закончил с ней, – сказал кто-то шепотом. – В Лондон, или в Дублин... Так Максимус сказал, а он знает больше, чем мы.

Максимус? Ищейка Князя. Что он здесь делает? Решил добить меня? А разве я еще не мертва?..

- Он приказал продать ее. А кто ее такую возьмет?! На ней ведь живого места не осталось!

- Давно я не видел, чтобы он так... выходил из себя.

- Вспомни, когда он последний раз наказывал слуг подобным образом!?

- А тут и думать нечего, - ответил кто-то. - Как только она появилась, так и перестал, - тяжелый вздох. – А теперь опять начнет зверствовать...

- А как давно он сам не брался за плеть? - спросил кто-то и сам же ответил на свой вопрос. - Вот, в чем вопрос. В последний раз это было пару лет назад, - а потом без паузы: - Чем же она так провинилась?

- Изменила Князю с господином Вийаром, - послышался быстрый шепот.

- Да ни за что не поверю, - воскликнул кто-то, - чтобы она осмелилась на измену! Не такая она... Другая.

- М-да уж, - горько поддакнул кто-то. – Да что теперь думать-гадать? Князь приедет, со всем разберется. А может, и не разберется, - задумчиво добавил он. – Главное, чтобы... Кары в замке не было к его приезду, а то разозлится он.

- Теперь все мы попляшем на адской сковородке, - отозвался кто-то, и собравшиеся замолчали.

Если бы я могла усмехнуться, я бы сделала это, язвительно и дерзко. Вот теперь-то вы попляшете! Князь и на вас отыграется за свое плохое настроение. Только злорадной радости во мне было еще меньше, чем желания усмехнуться или сделать что-то еще.

- Давай поднимем ее и вынесем в холл... хотя бы, - сказал мужчина.

- Лучше в ее комнату, - предложил кто-то. – Не нужно ей светиться в холле. Может, полежит пару дней, пока хозяин не приедет, и поправится немного?

- Ты что, волшебник? – едко отозвался друг. – Сотворишь чудо? Ты погляди на нее! Она поправится не раньше, чем через неделю, а то и больше. До того момента, кто ее такую купит?!

В ответ лишь молчание. Я не знала, как выгляжу, но, учитывая боль, сковавшую тело, хорошего во мне сейчас было мало. Если что-то вообще было.

Я не ощутила приближения кого-то ко мне, а потому не успела воспротивиться захвату. Хотя о чем я говорю, какое сопротивление? Разве не было мне абсолютно все равно? Резко наклонившись, меня подняли на руки, будто пушинку, и понесли. Куда, не знаю. Надеюсь, что туда, где я скорее распрощаюсь с жизнью. Потому что смысла жить дальше не осталось. В теле отзывалось болью каждое движение. А я «парила» над землей, будто птица. Некогда окрыленная, но сброшенная на землю. Осужденная на вину без причины.

Слуги, кажется, шептались о чем-то между собой. Наверное, обсуждали меня и мое... преступление. А мне даже не хотелось оправдываться! Такая апатия накатила, такое равнодушие, что и рукой пошевелить сейчас было бы для меня подвигом. Мои глаза по-прежнему были закрыты, я не хотела их открывать, они бы вмиг увидели жестокий и неправильный мир, в котором я жила всё это время. Несправедливый мир.