Читаем За гранью возможного полностью

Деревня стояла по-сиротски смиренная. О том, что в ней живут люди, напоминал лишь слабенький дымок, срывающийся с трубы одной из хат. Пустынная улица не вызывала ни у кого подозрения - крестьяне, и тем более дети, даже когда в деревне не было карателей, прятались по хатам.

Синкевич, осторожно и мягко ступая, пошел впереди, за ним, на значительном расстоянии, остальные - Константин Пархоменко, Петр Шахно, Михаил Литвиненко, Иван Касьянов, Бисейн Батыров, Кузьма Кучер, чуть поодаль поляки Станислав Юхневич и Чеслав Воронович, потом Яков Малышев, Алексей Бойко, Николай Алексеенко, Павел Сковелев, Иван Бабина четырнадцать, один к одному, крепких хлопцев. Синкевич давно взял за правило: днем ходить на связь всей группой. Сам обычно сворачивал к связным, бойцы расходились по другим хатам. И получалось, что, посещая деревни, сразу убивал трех зайцев: от связных отвлекал подозрение - его люди заглядывали в каждую хату; давал бойцам возможность необременительно для местных жителей поесть домашнего, да и в крестьянах укреплял веру в то, что у них есть надежные друзья, которые всегда рядом, всегда придут на помощь.

Любили бойцы такие остановки, ноги, казалось, сами несли к деревне. Однако шли сторожко.

За кустами показалась крытая дранкой хата. Удачно хата стояла - от леса почти до самого крыльца тянулся кустарник, в любое время можно было незаметно подойти к ней.

Мирно, спокойно было кругом. И вот, когда бойцы не ждали ничего, кроме домашнего уюта, когда они всеми мыслями были в хатах, а до них оставалось пятьдесят-шестьдесят метров, навстречу из кустов поднялся офицер, за ним вскочили солдаты.

"Десять", - мгновенно сосчитал Синкевич.

- Здавайс, ви окружан! - скомандовал офицер, выставив вперед пистолет.

Синкевич остановился. Нельзя сказать, что он растерялся, хотя появление карателей для него было полной неожиданностью. "Раз так открыто встали, - подумал он, - значит, уверены в своей силе. Повернуть? Пожалуй, бесполезно: путь отхода если уже не занят, так хорошо пристрелян. Тогда только вперед!"

- Ну, ви, кидай шмайсер! - приказал офицер.

Синкевич не дал ему закончить. Нажав на спусковой крючок автомата, крикнул:

- За мной! - И, словно в беге с препятствиями, перепрыгивая кочки, кусты, канавы, метнулся в сторону от ткнувшегося в траву офицера.

Все произошло настолько быстро, что не успели каратели открыть прицельный огонь, как были смяты. Бойцы устремились за командиром к спасительному лесу, но у самой опушки тоже оказались каратели. Услышав стрельбу и затем увидев бегущих на них бойцов, солдаты повели плотный огонь из пулеметов, автоматов, карабинов. Синкевич с группой кинулся было к огородам, рассчитывая через пустырь, расположенный за ними, выбраться на другой конец деревни и там прорваться к лесу. Их остановил мощный пулеметный огонь. Повернули влево - к щетинистому, только что скошенному хлебному полю, но выбежать на него значило превратиться в мишень. Бросились к кустарнику, залегли - надо было прийти в себя, осмотреться.

Место оказалось удачным - с небольшого взгорка хорошо просматривалась окрестность.

Синкевич пересчитал бойцов. Отсутствовал Малышев. Поискали в ближних кустах - не нашли: где-то напоролся на вражью пулю... Надо было думать о живых. Стали готовиться к обороне. Проверили оружие - свое и трофейное, найденное во время поиска товарища. У них было три пулемета: один "Дегтярев" - у поляков Станислава Юхневича и Чеслава Вороновича и два трофейных. Пулеметы поставили с трех сторон и тем самым перекрыли подступы к взгорку. Требовалось во что бы то ни стало продержаться до темноты, а потом под ее прикрытием прорваться.

Опомнившись, гитлеровцы оцепили взгорок.

- Скоро атаку начнут, - предупредил Синкевич товарищей.

И тут со стороны пустыря послышалось:

- Рус Иван, сдавайс!

Точно не человек прокричал - собака тявкнула, трусливо, будто из подворотни.

- Вот паразит, - в сердцах выругался Бабина, - по-русски говорить не научился, а тужится. - И послал автоматную очередь в сторону, откуда донесся голос.

Тут же над деревней занялся дружный автоматный и пулеметный хор. Пули летели со всех сторон: трассирующие, похожие на ровные пунктирные строчки, обычные пули, холодящие душу визгливым, пронзительным посвистом.

Как по команде стрельба прекратилась, и бойцы увидели ползущих на них гитлеровцев, их было не меньше двух рот.

- Началось, - вздохнул кто-то.

От этого вздоха повеяло неприятным холодком.

- Только без паники... - подбодрил Синкевич. Он сломал мешавшую ему смотреть ветку, поудобней устроился на своем месте. - Дотемна продержимся, а там мы спасены... - сказал он.

Хотя сам пока не представлял, удастся ли продержаться столько времени. Это был первый открытый бой, в котором он видел врага и враг видел его. До сегодняшнего дня он избегал подобного боя. Этого требовало прежде всего назначение группы - разведка и диверсия, и он неукоснительно выполнял приказ.

"Надо выдержать первый натиск, - думал Синкевич, - потом люди пообвыкнутся, легче будет..."

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное