За гранью возможного

С улицы послышался тяжелый конский топот, потом совсем рядом команда, вслед за этим шум, смех, разговоры. Глянула в окно: "Легки на помине..."

Солдаты спешились, заполнили улицу. Один уже приоткрыл калитку во двор Малашицкой.

"Господи, пресвятая богородица!.." Не успела Дарья Александровна сунуть чугунок в печь, как в дверь постучались.

Вошел солдат-словак. Она мельком оглядела его и ужаснулась: страшен, что война, лицо угревато-оспинное, длинное туловище и короткие кривые ноги. Таким только детей пугать.

- Мне бы попить, - вытирая рукавом потный лоб, сказал, немного коверкая русские слова.

Малашицкую даже озноб прошиб. Хотела отказать: мол, к колодцу еще не ходила, - но, подавив неприязнь, спросила:

- А чего тебе, мил человек, водицы аль другого?

И, не дожидаясь ответа, добавила:

- А если я тебя морсом клюквенным угощу?

Солдат, переминаясь с ноги на ногу, раскрыл рот да так и замер.

Малашицкая, погремев в сенях у кадушки, принесла большой ковш морсу с плавающими ягодами.

- На-кась, жажду как рукой снимет.

Солдат, словно не веря глазам своим, что привалило такое угощение, бережно принял ковш, сглотнул слюну и стал пить. Острый кадык его так и задвигался от громких блаженных глотков. Немного отпив, старательно вытер ладонью усы, с благодарностью посмотрел на хозяйку и вновь приник к ковшу. Несколько раз он принимался пить, пока не одолел весь морс. А выпив, устало опустился на скамейку.

Потом пошарил по карманам маленькими жилистыми руками с грубыми, узловатыми пальцами, достал алюминиевый портсигар и вздохнул сокрушенно сигареты кончились.

Малашицкая, видя все это, достала с печки кисет, приготовленный для сына. Подумала, где можно взять какой-нибудь клочок газеты: своих она не получала, а читать фашистские - душа не принимала. Открыла комод, там под бельем лежала газета, постеленная еще с довоенных времен, оторвала от нее чуток.

Солдат скрутил цигарку, закурил. Потом с придыхом, страшась раскашляться от перехватившего дух самосада, спросил:

- А скажите, почему это вы ко мне так хорошо сейчас отнеслись? Я ведь... в какой дом не зайду - отовсюду гонят, смотрят с ненавистью. А вы...

- А чего я? - Малашицкая вздохнула. - И вы - человек.

С тех пор солдат стал часто заходить к Дарье Александровне. В одно из посещений попросил вдруг проводить его в лес к партизанам. Обрадовалась Дарья просьбе, но вид сделала, что не поняла его, и, как говорила про весенний сбор клюквы, когда она, ядреная, особенно радует глаз, так и продолжала. Однако, едва солдат собрался уходить, сунула ему письмо, благо понимал он по-русски.

- Прочти...

Он развернул, пробежал глазами, внимательно посмотрел на Малашицкую и разом переменился в лице: побледнел, посуровел...

Внутри у старой женщины все похолодело. "Господи, неужели не тот? Тогда зачем ему понадобились партизаны? - Ей припомнились частые приходы в последнее время оккупантов в Сошно. - Как это я раньше не сообразила?"

Солдат, не торопясь, прочитал письмо и вновь уставился на Малашицкую. Что-то неприятное было в его тяжелом взгляде, в шумном, прерывистом дыхании.

"Точно... не тот! Вот дуреха!" В ушах неприятно зашумело, зазвенело, а после опять услышала его глуховатый голос:

- Письмо возьму с собой, дружку покажу. Завтра зайду.

Что и как ответила - не помнила. Пришла в себя, когда с улицы послышался конский топот и в открытое окно ветер принес запах полыни. Постояла, подождала, пока все стихнет, и вышла из хаты. Огородами, кустарником, чтобы не видели соседи, пробралась в лес.

- Дарья Александровна? - удивился Бабаевский, увидев ее.

- Я, Николай, я, - прошептала, - пришла посоветоваться.

И стала рассказывать о случившемся. Рассказывала торопливо, подробно.

- Ты понимаешь, не понравился он мне. Уж больно вид у него был страшный, когда читал письмо.

Бабаевский мягко улыбнулся.

Малашицкая вспыхнула. От внезапной злости дышать стало нечем.

"Ему, видите ли, смех, а тут!.." Хотела наговорить, накричать, но не успела.

- Вы, Дарья Александровна, - продолжая улыбаться, сказал Бабаевский, - успокойтесь. Признаться по совести, я другой реакции на письмо и не представлял. Сами поймите, человек просит проводить к партизанам, значит, думает о связи с ними, а может, о переходе. И все благодаря вам. Но одно дело думать о партизанах и совершенно другое вступить с ними в связь, начать действовать. Так что будьте спокойны, все развивается как положено. Кстати, увидите его, передайте, что я хочу с ним поговорить.

Вскоре Бабаевский встретился с солдатом-словаком. Разговор был откровенный. Хоть и помнил начальник разведки спецотряда рассказ Малашицкой, но расспросил, откуда родом, где служил. И только после этого предложил начать агитационную работу среди солдат-словаков.

Малашицкая стала выполнять задачи курьера: от Бабаевского носила листовки словаку, от него доставляла донесения.

Однажды Бабаевский поручил Малашицкой передать солдату-словаку письмо Рабцевича и пачку советских газет.