За гранью возможного

Малашицкая выглядела много старше своих шестидесяти двух лет, и в этом не было ничего удивительного. С двадцать девятого года осталась без мужа. На руках пятеро детей. А помощи ждать неоткуда. В тридцать девятом, когда Западная Белоруссия стала советской и вроде бы солнышко взошло в ее жизни, подросли дети, старшую, Михалину, выдала замуж. Да умерла средняя Надежда. Не успело забыться это горе - война грянула. У Михалины фашисты повесили мужа (он был депутатом сельского Совета), а саму угнали на каторжные работы в Германию. Сыновья Григорий и Петр ушли в лес партизанить. Осталась она с младшей - Катериной. Чем могла, партизанам помогала: кормила, обстирывала, белье штопала, - ничего не жалела. И тут вновь несчастье постучалось в ее хату. В феврале сорок четвертого под Брестом погиб Григорий.

Бабаевский глядел на Малашицкую и на какое-то время даже засомневался: а справится ли эта немолодая, измученная женщина с заданием? Успокоился, поглядев в глаза - живые, необычайно ясные.

- Видите ли, уважаемая Дарья Александровна, я много о вас слышал, все собирался познакомиться. - Его взгляд столкнулся с колючей усмешкой хозяйки. - Простите, что выбрал такое позднее время.

- Чего уж извиняться, коль пришел. Скажи лучше, зачем понадобилась?

Бабаевский понял, что она не терпит многословия, не нуждается в лишних объяснениях.

- Я хотел бы вас попросить выполнить одно очень важное поручение отряда.

И опять усмешка, пройдясь по ее впалым щекам, застряла в глазах.

- Господь с тобой, мил человек, на погост мне пора собираться, уже бельишко припасла, а ты задание. Отзаданилась, теперь за меня сынок мой последний воюет.

Голос ее дрогнул, сорвался, взблеснули от боли глаза. Казалось, еще мгновение - и расплачется старая женщина. Но не расплакалась: закусила губу, и глаза тут же высохли.

Бабаевский подивился ее воле, обрадовался: "А ведь не ошибся сильный она человек".

- Дарья Александровна, - продолжал Бабаевский, - как это в народе говорится: вы еще любой молодой сто очков вперед дадите. Не будь я уверен в том, что справитесь с нашим поручением, не пришел бы сейчас.

Из рассказов бойцов, односельчан Малашицкой Бабаевский знал, что она не тщеславна, не любит, когда ее хвалят, выпячивают, но сейчас после его слов она разом переменилась, помягчала, подобрела.

- Ну что, господь с тобой, говори, что надо.

Бабаевский облегченно вздохнул и стал рассказывать о задании.

Они просидели чуть ли не до утра, обо всем поговорили: о политике, о довоенной колхозной жизни, о положении на фронте. Ей все хотелось знать, на все получить ответ.

Бабаевский от имени руководства отряда написал обращение к вражеским солдатам. Набросал Малашицкой несколько вариантов, как подступиться к ним, выбрать нужного человека, и ушел.

Несколько раз ходила Малашицкая в Вылазы, а это от ее деревни ни много ни мало - целых четыре километра. Да если бы все дело было только в количестве километров. На пути как заноза торчал железнодорожный переезд, у шлагбаума - дотошная охрана. Не только перевернут поклажу - расспросами замучают: куда да зачем? Отговаривалась как могла. Письмо-обращение, чтобы, случаем, не обнаружили, аккуратно сложила и спрятала под платком в пучке волос.

Невыносимо сложно оказалось завести знакомство среди солдат. Раньше ей не стоило труда завязать разговор с человеком. Легко с людьми сходилась, быстро находила общий язык. Теперь ее словно подменили: видно, сказывалась ответственность перед отрядом - пообещала выполнить поручение наилучшим образом.

Все перепробовала Малашицкая, чтобы поближе быть к солдатам. Попыталась определиться к ним в прачки, уборщицы или на кухню - не получилось. Тогда стала вязать носки и менять у солдат на продукты.

Как-то повстречался ей с виду добродушный парень с подкупающей простецкой улыбкой. По-русски он изъяснялся вполне терпимо.

За носки он дал немного соли и впридачу большой кусок сахара.

- Это, - сказал, - внукам отнесешь.

Понравился ей солдат. Хотела поговорить, но его позвали в казарму. Постояла на дороге, подосадовала и опять ни с чем вернулась домой.

Но судьба свела с ним еще раз.

Отправилась как-то в Вылазы. Благополучно миновала переезд, до деревни осталось с километр. И тут разболелась нога: к непогоде или еще по какой причине, но вдруг не стало мочи идти. Присела на обочине, задумалась. И что такое? Он идет. Увидел, обрадовался:

- А, старая знакомая! - Сел рядом. - Я тебя не раз вспоминал. Носки мне понравились. - Он повалился спиной на траву, широко раскинул руки. Жить - хорошо! - Приподнялся. - А будет еще лучше. Сейчас для главного удара силы копим.

Кровь ударила в голову Малашицкой, нехорошо стало.

Разбитая, усталая, так и не дойдя до Вылазов, вернулась она домой. В голове все смешалось. И самое страшное, что не знала, как теперь быть, что делать. Она уже не верила в эту затею. Приди тогда Бабаевский, непременно отказалась бы от поручения. Но минул день, и здравый рассудок взял свое.

Было солнечно, жарко. Она готовила еду. Чистила картошку, резала лук, а думала о письме.