За гранью возможного. Биография самого известного непальского альпиниста, который поднялся на все четырнадцать восьмитысячников

С точки зрения альпинистов-высотников, у меня было мало опыта восхождений. Действительно, я впервые поднялся выше восьми километров всего несколько лет назад, однако быстро стал лучше многих, думаю, не в последнюю очередь благодаря необычной физиологии. Оказалось, что во время восхождений в «зоне смерти» я в состоянии быстро двигаться и проходить по семьдесят шагов, прежде чем остановиться на отдых, тогда как большинство восходителей делают не более четырех-пяти шагов.

Кроме того, я быстро восстанавливался. Часто доводилось быстро спуститься с очередного восьмитысячника, повеселиться на вечеринке в базовом лагере, а на следующее утро начать следующую экспедицию, порой даже с похмелья. Это мой альпинистский стиль – неустанное стремление к совершенству при любых обстоятельствах.

Ничто не могло остановить меня, разумеется, кроме смерти или серьезной травмы.

Я проскользил еще тридцать или сорок метров. Нужно было сосредоточиться на чем-то: на движении вниз и все увеличивающейся скорости или на людях, скрывавшихся в тумане вверху, по мере того как я продолжал падать. Нужно, наконец, понять, смогу ли остановиться. Получится ли зацепиться ледорубом, чтобы замедлить падение? Я старался вогнать клюв ледоруба в склон, но снег был слишком мягок. Тщетно. Не держит.

Уверенность в способности решить любую проблему таяла с каждым мгновением. Падение становилось неконтролируемым, надежды не осталось, но вдруг… Там! Сквозь летящий вместе со мною снег взгляд выхватил закрепленную на склоне веревку. Если получится дотянуться до нее, это шанс. Последняя надежда на спасение. Я развернулся и резко выбросил руку вбок. Есть! Я вцепился в веревку теперь уже обеими руками изо всех сил. И вот я сижу на склоне, а ладони горят от боли.

Делаю глубокий вдох и, кажется, с поступающим в легкие воздухом наполняюсь спокойствием. Все ли в порядке? Судя по всему, да, хотя ноги дрожат, а сердце сильно колотится от выброса адреналина. «Молодец, брат, – подумал я. – Теперь уже можно не переживать по этому поводу». Отдыхаю пару секунд, затем поднимаюсь и продолжаю спуск, но теперь гораздо осторожнее. «Прими все меры предосторожности и спускайся аккуратнее».

Тем, кто был выше по веревке, я, наверное, показался невозмутимым и хладнокровным, потому что продолжил спускаться как ни в чем не бывало, будто ничего не случилось, однако падение испугало меня. Вера в себя слегка пошатнулась, поэтому теперь я крепко держался за веревку и дважды проверял каждое следующее действие, пока не вернулась привычная уверенность в своих силах. Но с этого момента мыслил я иначе. Тщательно выбирая место, куда поставить ногу при следующем шаге на ненадежном снегу, я вдруг осознал, что смерть придет и за мной. Возможно, это случится на одной из гор, на которые еще поднимусь в рамках проекта, возможно, через несколько десятилетий, когда состарюсь. Но не на Нанга-Парбат и не со следующим ударом сердца.

Не сегодня.

Не сегодня.

Но когда?

Удастся ли завершить начатое?

2 Надежда есть Бог

Идея взойти на все восьмитысячники в наиболее короткие сроки, то есть провести четырнадцать экспедиций с сумасшедшей скоростью, в какой-то момент овладела мной целиком. Я планировал сначала подняться на непальские восьмитысячники – Аннапурну, Дхаулагири, Канченджангу, Эверест, Лхоцзе, Макалу и Манаслу, затем отправиться в Пакистан и пройти пять тамошних высочайших гор – Нанга-Парбат, Гашербрумы I и II, К2 и Броуд-пик, а потом попасть на две оставшиеся потрясающие горы из Тибета – на Чо-Ойю (на которую также можно взойти из Непала) и Шишабангму. Но зачем? Ведь это самые суровые места на планете с точки зрения условий для жизни и климата, а предприятие такого рода с ограничением по срокам в полгода большинство людей считает чистейшим безумием. Однако это прекрасная возможность продемонстрировать всему миру, что все, абсолютно все достижимо, если отдаться идее целиком, без остатка.

Какая разница, насколько это опасно?

Приключение началось с Эвереста – высочайшей вершины мира и самого известного пика Гималаев, который находится у меня на родине. Для иностранцев, лишь приезжающих в маленькую горную страну, Эверест – почти мифическая, легендарная гора. Однако я, будучи ребенком, воспринимал его как некую отдаленную сущность. Я родился в бедной семье. Сходить из родной деревни к Эвересту и обратно стоило дорого даже для нас, местных, и такой поход занимал двенадцать дней. Кроме того, путешественники останавливались в гестхаузах – своего рода маленьких гостиницах, расположенных в деревнях по пути. У меня такой возможности просто не было.