За грибами в Лондон

Сделает плохо всем. Не всех еще обидел. Но обидит всех. Ирка, сообразив, что он теперь очистился и имеет моральное право ее убить, кинулась бечь. Мы видели с высоты, как Никита по набережной Карповки мчался за ней.

– Одеждой будешь меня попрекать? – орал он.

Когда она уже успела его попрекнуть? Видно, на лестнице? Никита, прыгая, стянул джинсы, кинул в Карповку. За ними, как большая птица, полетела рубаха. Вичка смеялась. Но тут внимание ее привлек Игорек, дико побледневший.

– Что стоишь? – уже на правах хозяйки, много здесь пережившей, рявкнула она на меня. – Опупел?

Вот и меня наконец обидели.

– Потащили его! – скомандовала Вика.

В последний момент я увидел, что Ирка юркнула в такси. Никита, остановясь, вдруг повернулся и, увидев меня в окне, ощерясь, погрозил кулаком. А я-то волновался, что про меня он забыл! После чего он с треском скрылся в прибрежных зарослях.

Мы с Викой тащили Игорька по деревянному мосту через Карповку, к корпусам Первого медицинского. Там быстро его обрили и сделали «зайчика» с белыми марлевыми ушками на голове. Оттуда, обвинив меня в невмешательстве в драку и соглашательстве, Вика повела Игорька обратно уже одна, пользуясь вполне заработанным правом хозяйки. Загадка женской души! Вначале фактически не замечая его, теперь полюбила всерьез, обритого и с «ушками».

Ну что ж. Досталась-таки она ему… как мы, собственно, и планировали это в первые счастливые мгновения нашей встречи… Но не таким путем!

Обруганный со всех сторон, я пошатался по Карповке, потом все же взял себя в руки и не ушел. Наоборот, пошел разыскивать Никиту: наверняка тот уже использовал бутыль по прямому назначению и спит где-то тут. Может, огреет еще и меня, но, надеюсь, уже облегченным сосудом… Да – размялись неплохо.

Нашел я Никитушку в сквере, под памятником моему знаменитому однофамильцу Попову. Голый, лишь в плавках, с удивительно грязными ногами (как он успел так испачкать их?), он мирно дремал на плече у хрупкой маленькой старушки, быстро вязавшей пуховую шапочку. Время от времени она примеряла ее на Никитушкину башку. Я долго смотрел, завидуя. Ему вяжет? Да нет! После всего, что он натворил, – навряд ли. Просто использует его как модель.

– Позвольте забрать у вас своего друга? – чопорно осведомился я.

– Да бяри, черта этага бешанага! – благодушно ответила она.

Я слегка встряхнул «этого черта». Он открыл мутный глаз. В усах его шипела серая пена. Он долго вглядывался в меня.

– …ну чт… плвем? – проговорил он не совсем четко, опуская гласные.

– Куда уж нам плыть?

…И выплыли мы с ним лишь теперь, уже через месяц, поскандалив с женами. И – без Игорька!.. Его я незадолго до этого навещал. Сидит, ни на что не реагируя, и, не отрываясь, смотрит в окно на свое пальто, повисшее, как назло, как бы в пределах досягаемости – над крышей дома напротив, возле каменного орла. И Вика, так радостно с ним начавшая жизнь, в растерянности была теперь: зудел непрерывно ей, чтобы она пригнала его пальто.

– Иди! У тебя получится. Оно на тебя клюнет – я знаю его!

Вика куксилась, обижалась, что ей такие дают странные задания, гонят на крышу, вместо того чтобы приласкать на дому. Ее вполне можно понять! Но и Игорька тоже: всю душу вложил в реставрацию пальто, и теперь, ясное дело, душа – там… И неужели это теперь его душа летит к нам, в его летучем пальто?.. Да! Хотя лишь любящему взгляду это открыто. Для всех – это лишь облачко, набухшее водой… Эх! Вспомнил, как мы бодро именовали нашу команду: и млат водяной (Никита), и уродливый скат (Игорь), и ужас морей однозуб (это я)…

Никита, что-то злобно пробормотав, спрыгнул в каюту и выпрыгнул с ружьем.

– Разлетался тут! – и стал целиться.

Все не мог простить обиду, нанесенную им самим. Своей химией (кстати, отвергнутой военными) набил-таки восемь патронов, надеясь реабилитироваться, и собирался теперь выстрелить, пролить летучую душу друга в виде осадков, доказать себе, что он не пустое место и что-то может… В душу друга стрелять?! Я стал выламывать у него берданку.

– Если он друг, конденсируется как миленький! Выпадет в осадок! – хрипел Никитон.

Да, трудные испытания для дружбы придумал он. И вдруг – закапали слезы. Из облака.

– …Чего это он? – Никита пробормотал, хотя этого вроде и добивался.

Мы стояли с ним мокрые, заплаканные слезами с небес. Что это? Что-то произошло с Игорем? Или он оплакивает нас? Душа растаяла в небе… Хотя, наверное, обычная была тучка, и никакой вовсе не друг в пальто, это только мы нафантазировали с Никитой, страдая.

– Ну… на Карповку? – пробормотал я, тронув штурвал.

– Нет!!! – весь напрягшись, завопил Никита. И добавил тихо: – Слишком дорого обходится эта Карповка… нам всем. Прямо плывем.