За грибами в Лондон

Я посмотрел. Но лучше бы я этого не видел! Хорошо тут встречают нас. Чуть слышно тарахтя, почти беззвучно, бесконечную эту плоскость резала большая деревянная лодка. На корме ее понурилась фигура, вызывающая самые зловещие ассоциации – в плаще с глубоко надвинутым капюшоном, согнутая, неподвижная. Бр-р! И – груз соответствовал. Первая лодка тянула за собой вторую, и наклонно лежащий в ней длинный прямоугольный ящик не вызывал никаких сомнений в своем содержимом… Гроб!

– Я знаю! Тут, на островах, негде хоронить! В райцентр возят, – пояснил Никита.

Да-а-а. Хорошее место. Следующими, видимо, отбуксируют нас. Впрочем, чего нам ждать? Любое движение лучше этой застылости!

– Давай! Цепляйся! – заорал я. – Кидай блесну!

Никита с отчаянием глянул на меня: а другой «попутки» не будет?

– Кидай!

Зацепил, за вторую лодку. Удачно, что не за гроб! Фигура впереди, к счастью, не обернулась. Не хотелось бы раньше времени видеть этот оскал! Никита, упершись грудью в рубку, ухватив спиннинг, ждал… Потащило! Скинули в воду щуку как лишний балласт. Фигура в лодке не оборачивалась. Это понятно. При ее масштабах работы пара лишних клиентов – пустяк. Никита застыл, как атлант, обозначились мышцы. Держал спиннинг: лишь бы не выпустить! Зацепил «рыбу», которая куда-то тащила нас. Тянулась сумеречная зона… потом жизнь стала вдруг расцветать. Как ни странно, нас тащили назад, к похеренному нами селу. На обрывах реки – красивые избы в высоких цветах, окна припорошены белыми ветками яблонь… Из каких-то сладких воспоминаний фраза приплыла: «…На пороге нашего дома лежит дым и корова…»

«Наш рулевой» свернул к берегу, к покинутой нами «солнечной лестнице», к бревенчатому причалу. Возвращенный рай? Фигура в капюшоне, причалив, как-то гибко и бодро перебралась к «ящику», скинула его в воду и, приподняв снизу балахон (открыв прекрасные белые девичьи ноги!), вытащила ящик на берег. Некоторое время волоком тащила его к оврагу (тому самому, где недавно нам вешали на уши кожуру). Как дивно этот овраг гляделся после прожитой нами зловещей тьмы!

Фигура, опустив подол (дивные ножки в последний раз мелькнули), сбросила крышку ящика, стала нагибать его. Оттуда с веселым писком стали вываливаться ярко-желтые цыплята. Вразвалочку они бежали к оврагу, рылись клювом и лапками, отважно карабкались по скользким, дымящимся навозом, покатым склонам, срывались и снова карабкались!

Фигура, постояв неподвижно, вдруг привольным и гибким движением откинула капюшон – и открылась чудная девичья головка с буйными рыжими кудрями. Вот так!

8

Завороженные, мы двинулись к ней. Гладкая поверхность воды, просвеченной солнцем. С дальнего, еле видного берега долетает голос, будто все совсем рядом:

– Алена-а-а! На инкуба-аторе была-а-а?

– Да-а-а!

Просторно, вольготно здесь! Будем тут жить… пока не кончатся черви! Покопаем еще.

Добрые крестьянские дети сверху кидали в нас мелкими камешками, довольно метко – и радостно вскрикивали в ответ на наши вскрики. Всюду жизнь! Пришлось таз, подаренный нам Колей-Толей и предназначенный для червей, надеть нам на головы – сразу на две головы. Под меткими ударами таз громко звенел, но мы с Никитой, соединенные тазом, только смеялись. Ого! С трудом устояли на ногах. Тяжелая артиллерия! Кто бы это мог поступить таким образом? Наверняка только близкий человек. Мы глянули из-под таза… ну да! Коля-Толя кинул кирпич! Своего таза не пожалел, лишь бы к нам достучаться!

– Узнай, чего хочет! – Никита сказал.

Судя по кирпичу, жаждет помириться. И я, как опытный дипломат, стал карабкаться вверх для переговоров.

– Что за бардак в форме одежды? – сурово встретил меня наш друг.

Действительно: для тепла надел короткий свитер на длинную рубаху. Торчит. Непорядок! Поправим.

– Ну как ты тут? – слегка виновато спросил я. Бросили друга.

– Нормалек! – ответил он. – Тут отлично, вообще. Экстремальное строительство!

Действительно, скелеты каких-то огромных сооружений маячили вокруг.

– Самое то, – добавил он, – что тут мазут перекачивают из танкеров в цистерны!

Мазут – это жизнь!

– А… где брат твой? – поинтересовался я.

– Да тут… связался с красулей одной… со зверофермы.

Тоже неплохо.

– А ты, Раздолбай Иваныч, как жил? – Он вдруг обратился к Никите.

От такого приветствия Никита слегка ошалел, открывал-закрывал рот, не в силах ничего вымолвить.

– Ну ясно. Бухой, как всегда! – продолжил тот. – Нормалек, вообще. Кто трудится – а кто бухает!

Никиту пора спасать – задыхался негодованием.

– Ну ладно – показывай! – строго сказал я Коле-Толе. – Что тут у тебя?

У каждого – свой пейзаж. С ним мы сразу оказались в бескрайнем сплетенье путей, составов, цистерн и платформ, с ржавыми свалками по краям, на первый взгляд, хаотичными, но полными смысла для него. Шпалы черные, просмоленные…

– Что делают, а? – сказал он мне, кивая на темную цистерну с надписью «Светлые нефтепродукты». Что-то возмутило его.

Тут же жили и люди. Настоящий бидонвиль… бедно-виль, сложенный из похищенного прямо тут, на станции. Коля-Толя тут свой, приветствовал, называя по именам, обитателей – хотя лишь утром появился. Но… Что кому дано!