Помолчав, мы вздохнули. Работая на наших верфях с первым допуском секретности, мы знали (как, впрочем, и все), что населенные пункты на наших картах с целью конспирации всегда ставятся со сдвигом – чтобы враг в них не попал. Враг в них и не попадет. Зато мы – попали, но уходим, не поверив реальности… предпочтя реальности заведомо ложную карту. «Не Погост!» Ярость Никиты грызла теперь пустоту. Ни домика, ни даже лодки! Берега загажены проходящими тут иногда плотами с лесом – прокисшие сучья в застое у берегов, кора, топляки – черные, полузатонувшие, похожие на крокодилов. «Береги, Валерик, берег реки!» – родилась строчка. Да. Этот берег стоило бы поберечь! Грустный пейзаж! Поругана не только природа, но уже и та техника, что порушила природу. Вмешались, изгадили и бросили. Ржавая узкоколейка вдоль берега разломана, торчат рельсы, лежит опрокинутая платформа. Погуляли!
Разруха смотрела на нас мрачно: приехали тут! Все вокруг сломано, а эти вдруг ездят! И наше железо поддалось веянию разрухи – послышался гулкий стук, заколотило в трюме. Мы кинулись туда. Игольчатый подшипник, поставленный Колей-Толей, взорвался изнутри блестящими иглами, рассыпавшимися по трюму. Вал, освободившись, стучал в дно. Горячий привет от Коли-Толи: «Что, далеко уехали без меня?» Еще один укор Никите, что ради карты бросил живую жизнь… при всей ее омерзительности. Мы прошли немножко по инерции и встали. И главное – выехали на широкий мрачный разлив, где и течения не ощущалось. Я робко надеялся, что течением нас отнесет понемногу обратно, но, кажется, и течение здесь умерло.
Только торчали из воды голые черные стволы… затопленный лес, погубленный водой… да и вода с торчащими пиками гляделась скорбно.
Между тем уверенно вечерело. Не только пространство, но и время тут убито? Что за обрезок дня – почему такой быстрый? Похоже, что для нас начался он не утром и «солнечная лестница» знаменовала собой не начало, а середину, а может быть, и конец дня. Неспокойно было – словно бы это лично мы повредили и пространство, и время. Не именно мы, может быть, но в принципе – люди. Катер остановился. Все… Полная безжизненность! Приплыли.
Я огляделся. И небо пустынно. Даже птицы не залетают сюда!
– Все-таки мое село было лучше, чем твое – вот это! – не удержался я.
– Ну конечно, я бездарь! Что я могу создать! – усмехнулся Никита.
– Нет… ну что-то в этом есть! – Со всем доступным мне энтузиазмом я оглядел этот вакуум. Да-а… Кроме скомканной карты в рубке, никаких других радостей не видать.
– Нет, ну села тут вообще есть, – кивая на карту, произнес я. – Вот Мошкино. Крупное село. Шамокша! А дальше – вообще: Лодейное Поле, Свирьстрой!
Я надеялся, что названия эти здесь, в тиши, прозвучали достаточно звонко. Но Никита не оживал.
– Ясно, – проговорил он глухо. – Только мне их никогда не достичь.
– Ну почему? Почему?! – взбадривал его я.
– Потому… Сам знаешь! – убито произнес он. – Даже лосиные мухи нас покинули!
– Ну и что?
Я попытался рассказать об этом радостно: как, хлебнув Ладоги, мухи переполошились и улетели в форме лося, прихватив, кстати, вполне реальную ногу… Последнее средство передвижения, на котором мы могли бы спастись… Истратив бодрость, и я приуныл.
– Ну-ну… давай! – грустно усмехнулся Никита. Мол, давай, плети свое, у тебя хотя бы это есть!
Обрушилась тьма. И тишина. Бесполезность любого разговора, да и любого действия тут были как-то особенно очевидны. Невозможно вычерпать наперстком всю тьму Вселенной, которая тут навалилась на нас. Даже звезды она поглотила: ни огонька. Тут даже бессмысленно разговаривать: жалкий лепет. Но и во всем этом что-то было. Величие тьмы. Я хотел было поделиться с Никитой этой мыслью, но промолчал… Не стоит разрушать это величие мелким трепыханием! Мы стояли на корме молча и неподвижно. Даже течение, которое должно бы нести нас назад – от Онежского озера обратно к Ладожскому, отсутствовало тут. Мы стояли в полной темноте, тишине и неподвижности. Абсолют.
– Смотри! – вдруг прохрипел Никита. Лицо его смутно белело передо мной. Мне показалось, что оно осветилось. Я обернулся. Застыл.
Холм на горизонте, чернеющий во тьме (при желании его можно было принять за неподвижную тучу), вдруг вспыхнул тысячью огней!
Что это? То самое «село», в которое так стремился Никита? Но это, судя по огням, целый город! Обалдев, Никита счастливыми глазами глядел на меня. Значит, и мое иногда сбывается? – говорил его взгляд.
– Да… – после долгой паузы произнес я.
Говорил Никита, что надо плыть дальше… и был прав. Но мы-то не плывем, а стоим. Более того, наверняка нас тихо, незаметно, но все же сносит течением назад. Значит, мы не приближаемся к этой… фата-моргане, а удаляемся!.. Нет! Приближаемся! Сперва я убеждал себя, что это мерещится. Как? Двигатель-то не работает. Но – неоспоримый уже факт: приближаемся! Как?