Да, правильное выбрали место для укоренения нации – в самом центре древней истории, у башни Давида, у Стены Плача. Здесь не надо долго искать национальную идею: вот она. Именно здесь древние корни великого народа. И евреи, съехавшись сюда со всего мира, держатся за них изо всех сил так, что их кости порой трещат. Какого напряжения им это стоит – мы увидели в этой поездке.
Да и тут – один из центров опасности, напряжения. Вся еврейская история – на грани гибели, на краю опасности – то исход из Египта, то Холокост. Увы, отчасти поэтому еврейский народ так силен, так спаян, так целеустремлен, так предан своей вере, своему предназначению.
И прямо тут, за Стеной Плача – мечеть, толпы мусульман, а сбоку от Стены – невысокая Храмовая гора. Когда Шарон однажды прошел по ней, страсти разгорелись – мусульмане считают это место своим. Нет, наверное, больше такого города на земле, где один метр стоил бы столько крови. Но это не геометрическое пространство, это пространство духовное, и уступать его никто не намерен. Впрочем, похожее бывало и в других городах…
Но здесь это происходит сейчас, сегодня, ежечасно, месяцы хрупкого мира сменяются годами вражды. Наш предводитель Марк Зайчик, показывая чуть в сторону, говорит, что когда-то можно было ходить на эти улицы, сидеть в арабских харчевнях, есть замечательную арабскую еду – лепешку питу с хумусом (тертые зерна), и арабы улыбались… вообще, они добрые люди, пока речь не доходит до религиозных столкновений… сейчас в эти кварталы может войти только араб. Или самоубийца.
И этот город-костер существует, живет, и живет с азартом, удовольствием – уличные кафе, торговые развалы, веселые толпы. Впрочем, как сообщает Катя, приток туристов в Иерусалим в связи с разгаром интифады – религиозной войны – упал резко. Сколько же приезжих здесь было раньше, если и сейчас наш автобус движется медленно, с трудом?
Мы выходим из автобуса, весело фотографируемся с хорошенькой девушкой в полицейской форме – и с автоматом, между прочим. Хоть она и ведет себя весело и даже кокетливо, стоит она здесь не просто так: за невысокой оградой – Дом правительства. В маленьком домике, КПП, – довольно утомительная процедура проверки – забирают мой паспорт, потом его почему-то не могут найти, потом он вдруг почему-то обнаруживается на полу. Интересно – почему всю жизнь самое нелепое выбирает именно меня? Многовато напряжения для одного дня – перенасыщенный эмоциями город! Но люди тут живут – день за днем, год за годом. Как это выдерживают они? Тем более те, которые сидят здесь, в Доме правительства? Не только горячее дыхание арабского мира обжигает тут: многие государства не признают Иерусалим столицей – евреи расширили свои земли, прибавив Иерусалим, и объявили его столицей после вооруженных столкновений, и не все в мире согласны с этим, лишь несколько постоянных посольств находятся в Иерусалиме, другие считают столицей Тель-Авив, который сами евреи столицей не считают. Напряг кругом!
Поэтому, наверное, не стоит обижаться на столь долгую проверку… Да такая ли уж она долгая? У себя мы порой не можем на прием в Смольный попасть. А тут только мы появились, и уже сам Арик (так называют здесь Ариэля Шарона), говорят, интересовался нами, думает, как бы выбрать время, удобное и нам, и ему, чтобы встретиться.
Все-таки, наверное, не зря здесь люди так горячатся, вкладывают столько страсти… Уж правительство, похоже, они сделали себе близкое, свое… хоть и раздираемое противоречиями: скоро мы в этом убедились.
Пока мы идем по светлым коридорам с цветами там и тут (солнце уже жарит через стекла: субтропики!) и уже без всяких дополнительных церемоний и проверок оказываемся в большом кабинете Натана Щаранского – нашего бывшего земляка, а ныне министра израильского правительства по делам Иерусалима. Именно он отвечает за то, чтобы костер этот не разгорался.
На стене кабинета – огромная фотография Иерусалима. Вечный город, где почти каждый дом – памятник истории. Крыши – в снегу. Вдобавок к другим проблемам, в Иерусалиме, почти единственном из городов Израиля, бывает еще и зима. Правда, когда – непонятно: на календаре конец декабря, а солнце шпарит через стекла, как летом, буйная зелень за окном.
Щаранский здоровается запросто, дружески – с теми, с кем знаком уже давно, весело обнимается… Господи, какого министра мы потеряли! У нас, впрочем, и не может быть таких министров. К нашему попробуй прикоснись, если только ты не голая девушка легкого поведения.
Щаранский, бывший наш диссидент, – веселый, свойский, гораздо ближе всем нам, – сколько выпито чая с такими людьми на диссидентских кухнях! Да, он ближе нам, чем наши министры, которые неизвестно откуда взялись.
А когда известно – это не радует. А Щаранский – явно свой.
– Был в Москве, – рассказывает он. – Зашел с детьми своих друзей в зоопарк… Слышу, экскурсовод скучным голосом рассказывает: «Вот перед вами верблюд… А вон Щаранский!»