За грибами в Лондон

– Ага! – восклицали почти торжествующе.

С удовольствием усаживались.

– Это называется «Ниэ виндоу»! Опять над крылом, не видно ни черта!

И это получалось почти всякий раз – и стало почти уже нашим амулетом, хорошей приметой – значит, все будет как всегда.

– Ведь нельзя же требовать при регистрации «Визаут вингез» (то есть «без крыльев»)…

Мы смеялись. Уютно усаживались, смотрели на наше крыло. Самолет разбегался… Летим! Блаженно откидывались на креслах. Не зря говорят, что любовь имеет крылья, а у нашей любви – крылья были стальные! Дальше может идти реклама: «Летайте самолетами»… Так жизнь и пролетела, «не мимо», но прошла. Слава богу, не потеряли голову и кое-что сделали и на земле.

Последнее романтическое путешествие

…И вот – последняя муза, как я думаю. Мы только накрыли в номере столик, чтобы встретить Новый год, как заверещал ее ноутбук.

– Петя по скайпу! – закричала она. – В ванную, быстро!

И запихнула меня туда!

– Блокнот хоть дай! На тумбочке лежит! – прохрипел я.

Не ожидал! Хоть часы на руке: глянул – две минуты до наступления Нового года! Ничего себе, докатился! Новый год – в ванной, мягко говоря! Успел налить из крана холодной воды – не горячей же! – и чокнуться со своим отражением в зеркале. Чтой-то вдруг забрезжило… Налил до краев и хлопнул второй стакан, и тут уж сообразил: «Ведь я не только в этом замкнутом помещении – я еще в Будапеште, где почти полвека назад встретился с первой музой – и помню, тогда…» Хлопнул третий стакан (почему-то горячей, но это неважно) – и стал вспоминать «Заметили друг друга еще во Львове»… Быстро писал. Сколько времени в этой ванной прошло? Понятия не имею! Писал. Дверь вдруг заскрипела.

– …Чего? – с трудом оторвался.

– …Ты выходить вообще собираешься, нет?

– Сейчас… полчасика! – забормотал я.

– Ну ладно! Пиши! – грозно проговорила она и хлопнула дверью.

Через границы

Иностранный крем «После бритья» кончается как-то сразу. Наш долго еще хлюпает, пузырится и выдает после долгого выжимания какие-то сопли. А этот отпустит еще одну довольно сочную уверенную колбаску, и все – больше ни миллиграмма, сколько ни проси!.. Ну что ж, тут все по-другому… и главное – другие запахи. Вот, например, этот, в зелененьком флакончике… Я отлил, кинул на щеки, завинтил… И вышел из ванной.

Гага, со слегка опухшими после сна, полуоткрытыми губками, с красноватыми вытаращенными глазками, стоял в дверях кухни, сдирая жестяную нашлепку с баночки пива. Я впервые в эту нашу встречу разглядел его, так сказать, без бутафории – он был такой же тоненький, в такой же белой футболочке и шортиках, как в пионерском лагере, где мы познакомились почти четверть века назад. Но тут был не лагерь – за окном был совершенно другой пейзаж: соседний дом уходил вдаль и ввысь широкими террасами, заросшими кустами, деревьями, гирляндами цветов.

– Так… – поводя тоненьким синеватым носиком, проговорил Гага. – Мазался, падла, моей «Кельнской водой»?

– А ты что, предпочел бы запах родного «Тройного»? – поинтересовался я.

Улыбаясь, мы смотрели друг на друга. Вдруг он быстро приложил палец к губам. Из спальни вышла Рената в махровом халате и, сдержанно поклонившись мне, не глядя на Гагулю, прошла в ванную.

…Дело в том, что мы вчера с Гагой (он же Игорь) по случаю нашей встречи слегка «нарушили спортивный режим» – не только здешний, немецкий, но и наш, среднерусский. Началось все довольно культурно: они встретили меня в аэропорту, с ходу радостно сообщив, что в самолете моем обнаружена бомба, которую, однако, удалось обезвредить… Ничего себе начало! Мы с Ренатушкой тут же слегка отметили это радостное событие в стеклянном баре (Гага был за рулем), потом мы вышли на автостоянку – на жару, яркий свет, в заграничную пахучую пестроту.

Потом мы приехали в их скромненькую квартирку, разделись до трусов (кроме, разумеется, Ренатушки) и сели на террасе, расположенной над ухоженным садиком. Присутствие мое среди друзей, с которыми я без отрыва жил десять лет (с того года, как Ренатушка приехала на стажировку в наш университет), делало все вокруг каким-то понятным, знакомым, незаграничным… словно мы чудом прорвались в какой-то привилегированный, закрытого типа пансионат где-нибудь в Ялте или Зеленогорске и теперь наслаждаемся привилегиями: чистотой, ухоженностью, подстриженными кустами, солнцем и тишиной, копченой ветчиной и баночным пивом. Из своего скромного опыта зарубежных поездок я знал, что странное чувство иной жизни приходит не сразу и, как правило, внезапно, от какого-нибудь пустяка, привычно-незаметного для здешних и абсолютно убойного для тебя. Пока же прежнее мое, предотъездное, возбужденное состояние растягивалось, как резина, и сюда… Я радостно приглядывался, внюхивался, стараясь прорвать пелену, почувствовать, что я прилетел.

Потом, где-то на двенадцатой баночке пива к Гагуле пришла роскошная идея: немедленно показать мне таиландский ресторан, расположенный прямо вот тут, в этом здании напротив, поднимающемся террасами.

– Пойдем, Ренатушка? – вскакивая, произнес он.