За ядовитыми змеями

Марк попытался прижать змею рогулькой, но второпях промахнулся и налег всем телом на палку. Раздался треск — палка сломалась. У меня в руках ничего подходящего не было, и, пока зоолог, проклиная излишнюю торопливость, бегал за рогулькой к Василию (он шел метрах в двухстах), я решил изловить змею голыми руками. Щитомордник попытался удрать, но полз медленно, тяжело. Это было кстати. Некоторых змей — эфу, щитомордника, если они недавно приняли пищу, — можно схватить руками за хвост, и змея, отягощенная едой, не сможет подтянуть голову к руке. Повиснув вертикально вниз головой, она истощит свои силы, и ее без труда сажают в мешок. Но подобный эксперимент весьма рискован. Если змея голодна, она дьявольски ловка и увертлива. В таком случае она обязательно вцепится в руку или, напружинившись, метнется в лицо. Быстро же отличить голодную змею от насытившейся трудновато.

Когда я погнался за гремучником, мне показалось, что он недавно поужинал: слишком толстым было тело змеи, слишком неторопливо старалась она улизнуть. Недолго думая, я ухватил щитомордника за кончик хвоста, резким движением поднял его в воздух и тут же увидел, что ошибся в расчетах. Змея изогнулась дугой. Машинально я дернул руку выше, инстинктивно откинул назад голову. В тот же момент разъяренный гремучник подтянул треугольную голову к моему предплечью и остервенело вцепился в рукав ковбойки. Я выпустил из пальцев кончик змеиного хвоста, и змея повисла, вцепившись в рубашку в нескольких миллиметрах от кожи руки. Какое-то время мы оба не двигались. Я стоял в растерянности, гремучник висел на рукаве. Не знаю, чем бы это кончилось, если бы змея не разжала челюстей и не шлепнулась на землю. Я отпрыгнул в сторону. Оглушенный падением, гремучник лежал неподвижно. С моря налетел прохладный ветерок, я почувствовал, что рубашка прилипла к спине. Только сейчас мне стало по-настоящему страшно. В схватках с ядовитыми змеями опасность приходит так молниеносно, что переживания начинаются значительно позже.

Когда Марк подбежал с большим пинцетом, которым мы хватали змей, я остановил его.

— Подожди, обойдемся без щипцов, поймаю руками.

Марк ничего не ответил, он был сам змееловом и понимал, что значит спортивный азарт.

Гремучник между тем оправился и попытался улизнуть, но Марк преградил ему дорогу. Я снял рубашку и, взяв ее за рукав, стал дразнить змею. Щитомордник шипел, бросался на рубашку с раскрытой пастью, кусал ее бессчетное количество раз и, наконец, растянулся на земле в полном изнеможении. Тогда я схватил его за затылок двумя пальцами, другой рукой — за хвост и без промедления отправил в мешок.

Подошел Василий. Я рассказал ему о происшедшем. На рукаве рубашки мы нашли бурую тонкую, едва заметную цепочку — засохший яд гремучника.

Весело смеясь, довольные первым днем охоты, мы возвращались обратно, наша палатка конусом темнела на светлом фоне моря. До нее оставалось каких-нибудь метров восемьсот, когда мешок у меня на спине зашевелился, задергался, там началась какая-то возня. Увлеченный беседой с товарищами, я встряхнул мешок — возня не прекращалась; тогда, решив, что в мешке передрались полозы, я захотел их рассадить и недолго думая запустил туда руку. Тотчас меня что-то укололо в палец. Отдернув руку, я вытащил из мешка вцепившегося в палец щитомордника. Вот тут я испугался по-настоящему. Марк быстро отцепил щитомордника и водворил его в мешок. Я принялся высасывать кровь из ранки[6], периодически сплевывая, и лихорадочно думал, что будет дальше. Василий перетянул ремнем мою руку выше кисти и у локтя. Мы хотели надрезать укушенное место, но ножа под рукой не оказалось. Марк побежал в палатку и к моему приходу разыскал кое-какие лекарства. Палец у меня к тому времени вспух и болел. Марк сделал мне две инъекции раствора марганцовокислого калия, впрыснул еще что-то. Через полчаса посинела вся кисть, потом предплечье. Отек распространился на плечо. Перепуганный Васька вертелся тут же, выполняя приказания Марка.

Ночью мне стало совсем плохо, кружилась голова, казалось, что палатка то проваливается под землю, то взлетает к черному звездному небу. Ноющие боли в спине и ногах не давали возможности уснуть.

Так я промучился три дня, потом боли утихли, и только синий, словно после ушиба, палец напоминал о случившемся. Все мы удивлялись такому сравнительно легкому исходу. Марк первым понял причину слабого воздействия яда.

— Все ясно. Змея растратила яд, кусая твою рубашку. Железы, вырабатывающие яд, не успели пополнить израсходованный запас, ты получил небольшую дозу и потому так быстро поправился.

Возможно, зоолог был прав. Змеи действительно теряют яд, нанося укус, и восстанавливается первоначальная доза не сразу. Поэтому второй укус содержит меньше яда, а последующие — еще меньше. Этим иногда пользуются заклинатели змей. Они сцеживают змеиный яд, и на какой-то промежуток времени змея становится менее опасной. Но что значит «менее» и на какой промежуток времени?