За Калинов мост

– Нет! Не замолчу! Не замолчу!

Волох попытался оторвать ее пальцы от сетки, и стиснул их очень больно, но Маринка не выпустила своей добычи.

– Меня зовут Огненная Ладонь! – зачем-то сказала она. У колдуна была свободна только одна рука, и ему не так-то просто оказалось справиться с ее хваткой.

– Маринка, нет! – кричал Игорь, – отпусти, пусть уходит! Отпусти!

– Перун-громовержец здесь тебе не поможет! – лицо Волоха исказила усмешка.

– Сережа! Он хочет получить ее семена, ему нужна только травка, он лжец и убийца! Это он вязал...

Стальная пятерня колдуна стиснула ее шею, и вместо слов из горла вырвался хрип, но рук она не разжала, прижимая сетку к себе.

– Убью! Не смей! Я убью тебя! – Маринка и не предполагала, что медвежонок может так кричать.

Ветер. Он хлестал по лицу, и, наверное, сбивал с ног. Метрах в двадцати от черного прохода со скрипом, треском и грохотом об землю упала огромная ель, Маринка видела ее заваливающуюся макушку. Серый смерч тугой воронкой мелькнул на фоне светлеющего неба, когда железные пальцы на шее сжались еще сильней, что-то тонко хрустнуло под самым затылком, и белый свет брызнул во все стороны, как стая птиц, которую вспугнул выстрел.

* * *

Pelle sub agnina latitat mens saepe lupine[4]

Латинская пословица

Бесконечное скошенное поле снилось теперь каждую ночь. Как только от теории он перешел к действиям, Она словно почувствовала близость развязки, словно хотела свести его с ума, непрерывно напоминая о его злодеянии.

– Ну, оглянись, – умолял он со слезами на глазах, – оглянись хотя бы раз...

Ему казалось, что если Она обернется, то он будет прощен. Если Она обернется, можно будет бежать за Ней, брать Ее за руку и вести назад. И смех Ее рассыплется по полю как звон колокольчиков, и румянец вернется на ее бледные щеки, и сила жизни всколыхнет все вокруг, и чистое Ее свечение рассеет полумглу.

Скоро. Ждать осталось совсем недолго. Может быть, год. Его великолепный план сработал в тот момент, когда он уже не надеялся на его исполнение. До первого снега оставалось не больше полутора месяцев, когда нашелся тот самый, один на сотню, тот, кому Oenothera libertus опустилась на ладонь. Тот, чья кровь оплодотворит ее. Козленок на привязи, служащий приманкой для тигра, и приносимый тигру в жертву.

Он так ждал этого козленка! Каждый завязанный узелок с вероятностью один к ста мог привести козленка к нему. И в конце концов привел! А что еще может заставить сотню человек отправиться на поиски Oenothera libertus? Томленье духа? Тяжелая болезнь? Да девяносто из ста будут бегать от врача к врачу в течение года, но так и не вспомнят о потомственном маге и целителе. Смерть, неотвратимая смерть толкает людей в руки тех, кого они считают шарлатанами. И чем она загадочней и неизбежней, тем быстрей ползут слухи, тем верней они надеются на волшебство. И тем лучше поддаются гипнозу. К моменту зацветания Oenothera libertus все знали, кто может помочь их горю. И все, все без исключения, лезли на вышку, зажигая ультрафиолетовую лампу. Кого-то он отпускал, для поддержания имиджа спасителя. Подсовывал им Oenothera biennis,[5] и отпускал. А кого-то нет, чтобы остальные не расслаблялись.

И то, что козленок, с виду тихий и подходящий на роль жертвы, неожиданно оказался медведем, его не сильно расстроило – медведю тигра не победить. И медведь по своей воле пойдет на заклание, надо только знать, как его позвать. Смущало только имя. Имя того, кто пересекал Стикс и вернулся обратно.

Главная опасность не в медведе, главная опасность – лесная старуха, богиня, охраняющая выход к Стиксу. Хозяйка Oenothera libertus. Та, чьи функции он хотел на себя принять, та, с кем он хотел сравняться.

Это она послала оборотней охранять проход в свою вотчину, и они мешали ему свободно перемещаться через «мужской дом». Это она решила спасти девушку, потому что та ей почему-то полюбилась, чем спутала ему все карты. Она толкает медведя пересечь Стикс, как его знаменитый тезка, хотя могла бы помочь его дочери и сама. Зачем? Чует конкурента? Хочет сделать Oenothera libertus бесплодной? Ей все равно, у нее наверняка припрятано немало семян, одно из которых она посадит и взрастит лет через двести.

Что движет богами? Какие страсти они испытывают? Чего хотят? Он к сорока пяти годам растерял все свои желания, неужели за тысячелетия боги не утрачивают страстей? Может быть и он, став богом, обретет, наконец, вкус к жизни, цели и стремления?

Савельев. 29 сентября, рассвет

«Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещали, сухие листья хрустели; выехала из лесу баба яга – в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает»

Марья Моревна: N 159. Народные русские сказки А. Н. Афанасьева