За каменной стеной

Хотелось скорее поговорить с Мишей. Не могла дождаться, пока он проснется, а специально будить – рука не поднималась. К тому же, по правде говоря, я очень нервничала перед предстоящим разговором. Пока даже не представляла, как его начать…

– Давно проснулась? – неожиданно раздалось со стороны двери.

То ли спросив, то ли констатировав это, Миша замер в проеме, подперев плечом косяк. Нож, которым я разрезала пиццу, тут же завис в воздухе, а губы дрогнули в улыбке.

– Доброе утро! – бодро воскликнула и оглянулась на стол. – Садись… Ты как раз вовремя.

Однако хозяин квартиры будто не впечатлился моими стараниями. Лишь мазнул по завтраку бесстрастным взглядом, после чего вновь встретился с моими глазами.

В груди неприятно потянуло. Миша выглядел разбитым и напряженным. Мне показалось, он что-то хотел сказать, но не стал. Опустил взгляд, оттолкнулся от косяка и прошел к ближайшему стулу.

Стараясь делать вид, что ничему не придаю значения, я отвернулась к гарнитуру, щелкнула чайник и подхватила тарелку с пиццей. Поставила ее на середину стола, затем с улыбкой приблизилась к Мише, чтобы поцеловать. Его губы были напряжены, и он практически не ответил. А когда я отстранилась, увидела, что карие глаза смотрят куда-то вниз.

Стало неуютно. Я буквально кожей ощутила колючее отчуждение любимого, и это вмиг забилось беспокойством в сердце.

– Ты в порядке? – вполголоса спросила я, нервно сцепив свои руки.

Миша вскинул на меня хмурый взгляд и выдержал несколько долгих секунд.

– А ты?

Этот вопрос застал врасплох. Больно закусив губу, я уставилась на его пресс, лихорадочно подбирая ответ.

– Прости, что пристала к тебе с этими ночевками, – смущенно произнесла. – Если бы ты сказал раньше…

– О чем, Полина? – вдруг небрежно перебил Миша. – Что у меня периодически крыша едет по ночам?!

Я недоуменно встретилась с карими глазами.

– Думаешь, я бы тебя оттолкнула? – спросила с налетом укора.

Он поджал губы, отвел взгляд и неоднозначно качнул головой. А у меня в горле образовался ком обиды и негодования. Некстати пришли на память его слова, сказанные тогда – в кабинете: «Потому что ты воспримешь все близко к сердцу. Ближе, чем кто-либо другой…»

Сейчас же внутри горело отрицание – нет! Дело было вовсе не в том, что я испытывала к нему. Миша просто считал меня слабой! Он был уверен, что я испугаюсь, что я наивная девчонка, которая не доросла, и что я обязательно изменю свое отношение к нему!

Я понимала, как тяжело Диминому другу. Глядя на него в эту секунду, я испытывала неконтролируемое желание обнять, успокоить, облегчить его состояние. Ради него – уйти от темы, уверить, что ничего не произошло и ничего меня не смутило!

Однако я не поддалась этому желанию. Жестко заставила себя отступить от Миши, испытывая его напряженным взглядом, пока не столкнулась поясницей с краем столешницы.

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне, – твердо произнесла я.

Миша посмотрел на меня исподлобья.

– О чем? – непонимающе спросил.

– Обо всем. С самого начала. Я хочу знать, что с тобой произошло. Что могло стать причиной таких последствий?…

– Нет, – безапелляционно отрезал он.

– Да! – настояла я неотступно. – Хватит уже смотреть на меня как на малолетку!

Наши взгляды столкнулись в противостоянии. Я еще никогда так с ним не разговаривала. Но этот момент казался мне важнее всего!

– Да какого черта! – недовольно рыкнул Миша. – Зачем тебе это нужно?!

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с эмоциями и сформулировать четкий ответ.

– Позволь мне разделить это с тобой, – попросила я надломившимся голосом. – Позволь понять тебя… Иначе как нам быть дальше, Миш?…

Сердце сжалось до боли. Потому что в его глазах не отразилось ни капли снисхождения. И внутри я уже приготовилась к поражению… Нет. Он не станет делиться со мной самым больным. Возможно, Миша вообще никому не смог открыться до сих пор, что уж говорить обо мне! Но это значило ужасное – над нашими отношениями нависла серьезная угроза.

Чайник щелкнул. Отличный повод, чтобы отвернуться и спрятать навернувшиеся слезы. Лишь бы занять руки, я потянулась за кружками, а когда раскладывала пакетики, услышала, что Миша прошел мимо меня к окну. Зажужжала вытяжка. Когда я ставила кружки на стол, он уже сидел на подоконнике и делал первую затяжку.

Мне не хотелось пить чай. Не хотелось есть. Не хотелось садиться и делать вид, что меня устраивает его решение и воцарившаяся напряженная тишина.

Неуверенно посмотрев на хозяина квартиры, который, подогнув одну ногу, смотрел на город за окном, я тяжко вздохнула и хрипло обронила:

– Пойду переоденусь…

На душу лег тяжелейший осадок. Я направилась в коридор, но вдруг перед самым порогом услышала:

– Я не знал, кого убил.

Замерев, неуверенно оглянулась, слыша, как гулко забилось мое сердце. Миша продолжал хмуро смотреть в окно, удерживая пальцами сигарету, не замечая растущего столбика пепла.

– На его роже не было написано, что он блатной какой-то, – продолжил он, будто говоря с кем-то невидимым. – А даже если бы он и представился – я бы все равно не передумал.