За каменной стеной

– Минимально. Власти нам не мешали. Они сами инициировали проект, так что препятствий и задержек не было. Мария сработала за два дня. Она писала по сырой штукатурке, получилась потрясающая фреска.

Я нашла в телефоне фотки и показала Косте.

– Воу, ничего себе, – очень эмоционально для солдафона отреагировал он. – Действительно похоже на салфетку. Или скатерть, которую связала огромная бабушка и накинула на крышу.

– Именно, – согласилась я, радуясь как дитя его потрясающему сравнению.

Нет, Костя точно не был тупым, одноклеточным рубакой. Возможно, именно поэтому он не мог смириться с трагедией в прошлом. Хорошим и умным людям свойственно переживать сильнее. Есть у них такая особенность.

– Мария разрешила мне помогать. Конечно, не глобально, но мне хватило, чтобы понять, насколько она гениальна. Я никогда не смогу быть такой же крутой.

Костя поставил чашку около моей на стол и отругал мягко:

– Нельзя так говорить, Алексия. Уверен, ты абсолютно гениальна в чем-то другом.

Я прищурилась, чувствуя подвох, и не ошиблась.

– Так говорит мой терапевт, – быстро пояснил Костя, видя мои сомнения. – Каждый в чем-то гениален. Разве нет?

– Да. Но иногда не хватает жизни, чтобы понять, в чем именно.

– Согласен, – сказал он немного драматично и отвел глаза, но тут снова посмотрел на меня улыбаясь. – Мария узнала тебя. Следовательно, ты тоже оставила в ее памяти какие-то важные маркеры. Личные или творческие.

– Личные? – переспросила я.

– Ну, ты понимаешь, – туманно пояснил Костя, ничего толком не поясняя.

– Любовные, что ли? – догадалась я.

– Типа того.

Я долго смеялась, а когда успокоилась, то категорически развеяла его подозрения.

– Нет, Костя. Мы просто рисовали вместе. Мария запомнила меня именно поэтому. Все-таки именно я делала официальную визуализацию проекта.

– Слава богу, – Костя закатил глаза, видимо, благодарил кого-то в небе или на потолке. – Я думал, она твоя подружка-лесбиянка. Это было бы немного неловко.

Очередной приступ хохота накрыл меня. Костя морщился, но тоже улыбался. Его сомнения были очень забавными. Правда, его быстро перестало забавлять мое веселье.

– Ладно, пошли в номер. Что толку время тянуть? – поторопил он, вставая из-за стола.

Уже в лифте я мстительно припомнила ему:

– Мария на тебя глазела как махровый гетеро. Она любит мужчин исключительно.

Костя пожал плечами, ворча:

– Кто вас, блин, разберет, люди искусства. Геи, двустволки, гетеро. Я бы всех клеймил для ясности.

– Иногда ясность скрыта, Костя. Человек может изменить мнение.

– Переобуться, – категорично перефразировал он. – Включить флюгер.

Я хотела обидеться, но передумала. Да, он и меня считал флюгером, который меняет тапки по пути. Но меня это не трогало.

– Знаешь, – сказала я. – Менять мнение – нормально. Людям свойственно расти, развиваться. Возможно, через пару лет ты полюбишь то, что зарекался никогда не делать.

– Почему в этот момент у меня предательски сжался сфинктер? – спросил Костя, насмерть убивая серьезность моей мысли.

– Потому что ты придурок, – рассмеялась я, толкнув его плечом.

Рассчитывала, что он хотя бы покачнется, но этот здоровый хрен даже глазом не моргнул. Словно я была легким ветром, а он скалой.

Костя открыл дверь в номер и саркастически отметил:

– Искусство в кружевах на музее – это прекрасно. Но мне нужно постирать вещи. Внизу есть прачечная. Могу и твои сдать. Надо?

Все-таки его простота иногда обезоруживала. Я тоже не сдержала сарказма.

– Нет, Костя, конечно, не надо мне ничего стирать. Ты разве не заметил, что я не потею и пукаю бабочками.

– Не заметил, – подыграл он, скалясь довольно.

– Хам, – огрызнулась я, подходя к шкафу, в который отправила свой чемодан.

В нем был отдельный пакет с моим грязным бельем. Я добавила к нему спортивную форму и бросила Косте. Стервец поймал. Костя достал и свои вещи, направился к выходу.

– Если захочешь украсть мои трусики… – крикнула я ему в спину.

Он обернулся.

– То что?

– То я не против.

Костя ржал, прикрывая дверь с той стороны. Я тоже улыбалась, невероятно довольная собой. Перепалки с охранником постепенно превратились в азартную игру. Эти забавы немного отвлекали от тревожных снов Кости и его намерения не пересекать границу России. Правда, он до сих пор не сообщил об этом Алану. Тоже тянул и выжидал. Костя не хотел менять планы. Я это чувствовала и собиралась воспользоваться.

Мне казалось отличной идеей приобщить его к уличным артам Марии. Костя оценил салфетку на крыше музея в Кале. Ему должно понравиться и то, что Мария делает в Варшаве. Здесь уже было множество ее работ. Она любила писать в своём родном городе, считала это очень важным вкладом в историю и облик улиц. Я была с ней совершенно согласна.

На дне чемодана лежал мой комбинезон. Именно в нем я наделала дел на крыше офиса в Пало-Альто. Он отлично отстирался, больше не вонял краской. Я скинула одежду и принялась натягивать любимую робу. Открылась дверь номера.