За Камнем Жизни

Голову, чтобы быстрее уварилась, Лукерья разрубила вдоль на две половины. Потом готовую разобрала да в бульон пустила. И с хвоста мясо, мелко порезав, отправила в бульон. Покрошила зелень петрушки и лукового пера. К ухе на стол выставила миску мелких сухариков.

- Моррис, а разве нельзя было с Тимуром оборотом заниматься здесь, рядом с избушкой? – не удержалась Лукерья задать мучавший её вопрос.

- Нет, Лукерья Савельевна, нельзя. Не нужны посторонние глаза при таком процессе. Причём первые обороты даются нелегко, и процесс не из приятных. Это, во-первых, – объяснял Моррис. – А во-вторых, в этом мире нет ни оборотней, ни магов, владеющих оборотом. Поэтому на виду у местных жителей, мы оборачиваться не будем.

Лукерья тяжело вздохнула, но объяснение приняла.

- А какой у него зверь? Показать-то можно?

- Конечно, можно, – улыбнулся Моррис. – Вот пообедаем, и покажет. И спать ему почаще в обороте надо, чтобы привыкать к своему зверю. Контроль над ним Теймир хорошо держит. С сильным характером у тебя внук, Лукерья Савельевна, и Сила в нем растёт немалая.

На этом все обсуждения прекратили, вплотную занявшись поглощением пищи. Но витали в воздухе взбудораженность с беспокойством и волнением.

Тимур ещё не пришёл в себя после пережитого события, лучился радостью и важностью произошедших перемен. Егорушка поглядывал на брата с любопытством: как это так получилось, что тот стал не совсем просто человеком, а кем-то больше? Лукерья вообще отходила от пережитых волнений и привыкала к мысли, что старший внук стал другим. Но сквозь это волнение она почувствовала какой-то дискомфорт. Появился какой-то внешний раздражитель. Раз скользнуло по лицу, другой и третий. Оторвала взгляд от куска рыбы на тарелке и столкнулась с изучающим взглядом Морриса. Он тут же отвёл глаза, уделяя внимание своей тарелке. Лукерья смутилась и уткнулась в тарелку. Но дискомфорт продолжался, и она ещё больше смущалась. Видя её неловкое смущение, Моррис прекратил изучать лицо женщины.

Посмотреть же там было на что. Пока виделись ежедневно, постоянно на глазах, внимания не обращал. А вот неделя отсутствия, и в глаза бросились изменения – омоложение. Не резкое до юности, но уже старухой назвать язык не повернётся. Магия. Целительская магия Лукерьи делала своё дело. Чем чаще она варила зелья, вливая в них Силу, тем быстрее омолаживалась сама. Ведь чтобы напитать зелье целительской силой, нужно было пропустить магическую волну через свой источник Силы, переработав сырую магию в целительскую и через свой организм выпустить в зелье. Но это крохи. Моррис знал, что, когда она займётся исцелением любого живого существа, омоложение ускорится, но до определённого предела. «Так сколько же ей, всё-таки, лет?», – всё настойчивее звучала в голове мысль.

После трапезы ребята дружненько прибрали стол, помыли без магии посуду и составили на полку. Тимур в спальной половине, где освободилось место после преображения, занимавшего почти полкомнаты, топчана в более компактную кровать, показал своего зверя. Встал на середину свободного места и стал весь «размываться» и окутываться лёгкой дымкой. Минута – и вместо юноши стоит гигантский кот.

Лукерья определила его как пантера, но с некоторой поправкой. Голова-то точно кошачья, и взгляд тёмно-карих глаз такой же хитрый, как у Матвея. Но Матвеев в эту зверину можно уложить не менее дюжины, а то и поболее. А Матвей, по кошачьим размерам, котик довольно крупный, увесистый. Так вот эта голова ощерилась в попытке изобразить улыбку, выставив на показ мощные клыки. Чёрная, лоснящаяся шерсть, отливающая, на падающем из окна солнечном свету, начищенным серебром. Длинный хвост мотается в волнении из стороны в сторону.

Лукерья замерла, прижав руки к груди и разглядывая преобразившегося внука. А этот ещё и лапу переднюю поднял и когти выпустил. Когти? Когтями эти уменьшенные серпы и назвать-то трудно. Это грозное оружие в купе с клыками. У Лукерьи в голове возникла картинка, как он расправляется со зверем, не уступающим ему по размерам. Её передёрнуло. И даже гусиная кожа выступила.

Первым пришёл в себя Егорушка. Взвизгнув, он кинулся обнимать котяру за шею.

- Тимка, ты теперь настоящий Хан! – прокричал, чуть ли не в ухо. – Ты же Хан, да?

А зверь рыкнул и затряс головой, ударяя себя по уху и избавляясь от оглушения.

- Егор, не кричи, – одёрнул того Моррис. – Ты же его оглушил. У него очень тонкий слух. Возвращайся, Теймир, – обратился к Тимуру. – Тебя все прекрасно разглядели. Увидят ещё не раз.

Расплывчатая рябь по телу, лёгкая дымка – и Тимур стоит среди комнаты и чешет ухо.

- Ну, прости, прости, Тимурчик, – обхватил Егорушка брата за талию. – Я от восторга не сообразил, что у зверя слух не как у людей. Я угадал, да? Твоего кошака зовут Хан?

- Да, братишка, ты угадал, – с хрипотцой, ответил Тимур. – Я дал ему это имя. – Ба, ты напугалась? – шагнул к бабушке, ещё не вышедшей из оцепенения, обнял. – Мой Хан такой страшный?

- Я не напугалась, Тим. Твой Хан прекрасен. Только всё это для меня чересчур. Но я привыкну.