За Храмовой стеной. Книга Памяти (сборник)

Чешский искусствовед Арсен Погрибный, собрав большую коллекцию московского авангарда, в 1968 году (перед вводом советских войск в Чехословакию) устроил в Праге большую выставку. После ввода войск он был объявлен врагом народа, но сумел спастись и вывести картины за границу, после чего провез их по всем выставочным залам западного мира, где она имела небывалый успех, и особенно отмечались работы А.Г. Смирнова.

Алексей Глебович был человеком незаурядных творческих способностей. Для него одинаково был легок переход от жанра художественного, живописного к писательскому жанру.

Им было написано несколько романов, пьес, стихов, которые, к сожалению не были изданы. И только с конца 90-х годов, в последние годы жизни он стал публиковать свои статьи по истории русской культуры Нового времени, а также истории Катакомбной церкви в России в парижском журнале «Символ» и в тель-авивском альманахе «Зеркало».

Определенное влияние на юношу Алексея оказало творчество и личное знакомство с писателем Даниилом Андреевым, который после отбытия тюремного заключения во Владимирском централе поселился со своей женой Аллой Александровной (урожденной Бружес) в дачном доме отца Алексея Глебовича в подмосковной Перловке. Здесь же в Перловке Даниилом Андреевым был написан главный его литературно-философский труд «Роза мира», в котором заложены основы будущей всемирной религии.

В доме у А.Г. любили собираться художники, писатели, музыканты. И так же как в Абрамцево, здесь была заведена традиция оставлять свои автографы на скатерти, и эти подписи затем прошивались цветными нитками.

В Перловке А.Г. организовал два православных прихода, а в середине 90-х годов перешел в Российскую Автономную церковь, организовав Приход Святого цесаревича мученика Алексея.

Умер А.Г. 30 октября 2009 года, похоронен он в Москве на Бабушкинском кладбище, рядом с могилами отца и деда.

Скажу прямо, моя дружба с Алексеем Глебовичем была основана на чисто интеллектуальном общении и строилась на общей беззаветной любви к отечественной истории и литературе.

К моменту нашего знакомства Алексей Глебович основательно охладел к русскому символизму и к поэзии Серебряного века. Его увлечение абериутами и французскими сюрреалистами Полем Элюаром, Андре Бретоном и Гийомом Аполлинером сменилось страстным интересом к истории белой русской эмиграции и Коминтерна, к разгадке засекреченных трагедий советской истории. Из поэтов и писателей русского зарубежья А.Г. признавал только Ивана Бунина, Георгия Адамовича и Георгия Иванова.

Даниила Андреева и Александра Коваленского он считал последними «ирокезами» русской дворянской культуры, подлинными русскими символистами, последними после Бунина дворянскими русскими писателями, оставшимися в большевистской России и сохраняющими на ее территории островок русской литературы.

Особенно много внимания Алексей Глебович уделял национальной истории, с ее «интернациональными сюжетами» нового времени, в частности, исторической культурной антропологии.

Из новых направлений исторической науки (новой экономической истории, истории бизнеса и предпринимательства, интеллектуальной и социальной истории) он в первую очередь уделял внимание новой социальной истории, которая рассматривается сегодня как история человека и его связей с обществом, природой и миром.

Замечательный специалист по истории Русской Катакомбной церкви, истории дворянской усадьбы и быта, художник-иконописец Алексей Глебович Смирнов глубоко переживал духовно-нравственный кризис России. Эти переживания он изложил в своей «мемуарной публицистике» в нескольких номерах журнала «Зеркало» (Израиль, Тель-Авив), постоянным автором которого он являлся с 2004 по 201о гг. и в очерке о Русской православной Катакомбной церкви и Киевском подпольном монастыре «Угасшие непоминающие в беге времени». (Альманах «Символ», Париж. 1998, №40, декабрь. С. 160-296).