За колючкой – тайга

Жаль. Жаль, что мораторий существует. А тянуло, как пить дать, тянуло. Но вот на пожизненное тянет мало. Когда осужденного в старосибирском централе заведут в камеру, поставят на колени и упрут лбом в железнодорожный брус, пустив следом пулю в затылок, это называется: нет человека – нет проблем. Кому потом, интересно, это дело поднимать? Вместо Чикатило, дело прошлое, одного тоже поставили, так шуму много было? Так, упомянули.

Но Литуновский на острове Огненный, на Пятаке смерти или в «Черном лебеде» – вещь опасная. Мало ли что ему в голову придет, и на что этот изобретательный ум решится. А вот надзиратели у нас не семи пядей во лбу. И потом тема эта с сидением в кабинете областного судьи всплывет там, где всплыть не должна, и получится истый срам. Да еще и с пинками под зад в сторону зрительного зала, подальше от занавеса, открывающего почетную отставку.

А потому решение старое как мир, и целесообразное, как запивание хлеба водой. И там, и там икоты случиться не должно. Коли есть возможность договориться и отправить Литуновского в самое страшное место на территории России, то почему этим не воспользоваться? Ерунда, что мента – к уголовникам, лишь бы режим построже. Настолько построже, чтобы приговор к лишению свободы превратился в смертный.

С УИН договариваться не нужно, стоит лишь из дела строчку вычеркнуть, что Литуновский бывший подполковник милиции. Да шепнуть последнему, чтобы не вякал. На зоне, говорят, всякое случается. Ментов, бывает, к бандюкам садят. По ошибке. А исправлять ее потом уже поздно. Так что Литуновский сам понимать должен, не дурак, чай. Пусть попробует рот открыть. Когда приедет, когда окружающие поймут, что к чему, пока суд да дело, пока вопросы о перенаправлении решаться будут, ему в бараке спицу в сердце вгонят в первую же ночь. С ума сошли менты – в дом к нормальным людям мусора запихивать?

А знакомого какого Литуновский на делянке встретит – так то еще лучше. Итак, где у нас самый дачный сезон в феврале? Где вокруг круглый год вместо людей одни зэки, а из деревьев – одни кедры? Где летом холодно даже в пальто? Где комары такие, что из рук сахар вырывают? Говорят, есть такой уголок святой земли. Под Красноярском.

Но теперь все позади. Человек из Москвы отряхнулся от мыслей и поднял взгляд на небо. Там, в двухстах метрах от занятого плаца, над тайгой висел вертолет.

Человек в штатском вышел на улицу и подошел к серому от неприятных дум Самому.

– Генерал, дайте команду этому вертолету подняться, а тому, что над лесом, сесть. Пусть высадят Литуновского и улетают. Пожалуйста.

Как свеж ветер в тайге…

Глава 10

Литуновского заволокли в вертолет и бросили на пол у двери. Очень удобное место для привала выбрал зэк, очень удобное. Проплешина среди бескрайней тайги, словно специально выбранная для беспроблемной посадки винтокрылой машины. Не нужно возиться с фалами и подъемным механизмом. Осталось просто заволочь и бросить.

Лопасти не останавливались ни на минуту, поэтому почти сразу пол дрогнул и машина стала медленно, цепляясь за воздух, карабкаться вверх.

Спецы, удовлетворенные выполненной задачей, расположились у кабины пилотов и теперь, переживая приятные мгновения, делились друг с другом воспоминаниями, словно были до этого не вместе, а действовали врозь. Присоединились к ним и конвоиры, ушедшие в тайгу вместе с замполитом. Сам же Кудашев, поглядывая на Литуновского, некоторое время сидел спокойно, но потом, когда машина набрала высоту, не выдержал.

Привстал, прошел к распахнутой двери и выбросил в нее докуренную сигарету. Чтобы зэк слышал, о чем речь, майору пришлось кричать во всю мочь, стараясь преодолевать голосом шум двигателя.

– Ты мне скажи, Литуновский! – орал он. – Ты ответь мне на один вопрос. Зачем тебе все это надо? У тебя было почти восемнадцать лет, ты убежал. Тебя избили до полусмерти, едва не уморили голодом и болезнями в карцере. Ты жрал червей и жуков, чтобы помочь организму белком. Девяносто суток, Литуновский. Девяносто. Столько в карцере не просто никто не жил, на такой срок никого не определяли даже. Но ты выжил. После этого стоило понять, что отсюда дороги нет. Хозяин смилостивился и не сообщил о побеге. Ты избежал прибавки к сроку. После этого стоило понять, что о тебе как о человеке думают. Но ты снова бежишь, оскорбляя наш разум. Таким образом, отсидев год, ты вместо шестнадцати получил почти двадцать. Двадцать! С ума можно сойти. И так сделал бы любой, но не Литуновский. Ты снова уходишь в тайгу без малейшей надежды добраться до дома, и теперь твой срок превратится в двадцать три года. Двадцать три, Литуновский. Твоей жене будет пятьдесят восемь, а сыну – двадцать восемь. Тебе же – шестьдесят четыре. Но ты вряд ли выйдешь живым, потому что сейчас ты точно окажешься в тюрьме и будешь признан особо опасным рецидивистом. Нет – помилованию, нет – досрочному освобождению. Я сгораю от горя при мысли о том, что тебе предстоит пережить.

Лицо Летуна перекосила судорога, и на одном глазу выступила влага. Будь проклят этот сукин сын.