За короля и отечество

— Я хорошо тебя понимаю, и спасибо за заботу. Но я ведь королева Моргана из Гэлуиддела и Айнис-Меноу, и моим землям и людям тоже грозит опасность. Я должна знать, что позволяют себе саксы, прежде чем принимать решения, как мне лучше защитить свой народ.

Мальчик подумал с минуту, потом кивнул.

— Гадко это, королева Моргана. Просто жуть. Они даже цыпленка желторотого ни одного в живых не оставили. Пожгли все поля да леса, а мертвых на куски порубили. Всех — мужчин, женщин, младенцев грудных. Как звери какие, даже хуже зверей. Я на болоте был — ивняк резал для мамаши, когда они нагрянули. Пожгли дом, а ее убили, и сестер всех моих тоже убили, а я… что я супротив них со своим трехдюймовым ножиком на поясе…

Слезы снова покатились из его глаз, и он раздраженно смахнул их рукой.

— Я хотел было убить хоть кого из них, но ведь коли они поубивали всех в округе так быстро, как мамашу с сестрами, кто бы тогда дал знать в Кэрлойл? Вот я и схоронился в траве болотной, покуда они не ушли, а потом побежал из Лонг-Мег в Пенрит, к тракту римскому, и во всю дорогу никого живого не встретил, окромя ворон. — Он осекся и поднял на нее полные слез глаза. — Я все неправильно сделал, что лежал, схоронившись, покуда мои все помирали?

Моргана отвела покрытые коркой запекшейся грязи волосы паренька в сторону и осторожно поцеловала его в лоб.

— Нет, сынок. Спрятавшись на болоте, чтобы предупредить Кэрлойл, ты, возможно, спас не одну сотню душ. А может, даже тысячи душ, ибо катафракты из северных королевств начали охоту, и Куте нет другого пути, кроме как удирать от погони, и теперь ему уже не до убийств мирных бриттов. Сам Господь, не иначе, направил тебя на верный путь там, на болоте, и он же придал сил твоим ногам, чтобы весть пришла раньше. А теперь ешь, пей, а я скажу слугам, чтоб они показали тебе, где умыться и выспаться. Твоя семья была из фригольдеров?

Паренек кивнул.

— Вот и хорошо. Я попрошу короля Мерхиона, чтобы он позаботился о тебе. А если ты когда решишь начать все на новом месте, вспомни только мое имя и ступай в Кэр-Бирренсуорк, что в Гэлуидделе. Я прослежу, чтобы тебе дали хороший фригольд.

Слезы покатились по щекам паренька еще сильнее, но взгляд у него сделался уже не таким затравленным.

— Я… Спасибо, госпожа.

— И тебе спасибо. — Моргана оставила его доедать, а сама подошла к королеве Тейни, которая командовала целой армией слуг, помогавших королям и королевам готовиться к отъезду. Моргана повторила ей свою просьбу не оставить отвагу и сообразительность паренька без награды. Взгляд ее падчерицы затуманился.

— Ну конечно же, мы позаботимся о мальчике, тетя. Спасибо, что напомнила.

Тейни торопливо обняла ее, Моргана чмокнула ее в щеку и ушла, чтобы не мешать. У нее ушло всего несколько минут на то, чтобы уложить остаток своих вещей, найти Медройта и сыновей, укладывавших одежду в кожаные сумы, и приказать охране готовить лошадей к отъезду на север. Пока она искала свободного слугу, чтобы тот помог ей донести поклажу до конюшни, мимо проскользнул менестрель Лайлокен.

— В получасе езды по дороге на Кэр-Гретну? — шепнул он.

Она кивнула и прошла мимо, не задерживаясь.

Кто-то за спиной у нее принялся насвистывать нехитрый мотивчик, и Бренна вдруг резко обернулась, узнав его. Пока застигнутая этой неожиданной реакцией Моргана приходила в себя, Бренна вглядывалась в заполнивших зал мужчин и женщин, но так и не увидела, кто же насвистывал эту так поразившую ее песню.

В чем дело? Моргана не привыкла еще, чтобы тело ее использовали против ее воли, да еще на людях, и требовала объяснений.

Сообразив, что своей реакцией она запросто могла выдать себя, Бренна поспешно отвернулась и поспешила к выходу, отчаянно стараясь не выдать охватившего ее волнения. Что-что, а эту песню она не спутала бы ни с какой другой: ее горланили оранжисты на своих ежегодных июльских маршах в честь проклятой битвы семнадцатого века. Проклятой и кровавой: ирландских католиков резали как свиней, травили собаками в полях; английские протестанты назначили даже призы за головы ирландцев на манер тех, что выдавались охотникам, предъявлявшим хвосты убитых волков…

И спустя четыре сотни лет оранжисты продолжали отмечать свою победу маршами по католическим кварталам — подобно американскому ку-клукс-клану они, ссылаясь на гарантированную законом свободу слова и собраний, щедро сыпали соль на раны своих излюбленных жертв. Каждый июль отмечался взрывом насилия и настоящими боевыми действиями между возмущенными католиками и неутомимыми в своем глумлении протестантами.

Нет, эту песню Бренна МакИген помнила даже слишком хорошо.

Тут и до Морганы дошел весь ужас, что испытала Бренна при звуках излюбленной мелодии Седрика Беннинга. Она не только постаралась успокоить ее, но и остановила первую же пробегавшую мимо служанку.

— Не скажешь ли ты, — негромко спросила она ее, — не пел ли при тебе кто-нибудь вот это? — И она едва слышно, чтобы их не слышал больше никто, напела мелодию.

Женщина удивленно покосилась на нее, но кивнула.