За краем мира

Вода забурлила, словно в кипящем котле; нечто гладкое, мягкое, блестящее раздвинуло поверхность, и на Молли уставился большой — с чайное блюдце — фиолетовый немигающий глаз, окружённый складками нежной розоватой плоти.

Молли дёрнулась было — пальцы Старшей больно сжали плечо.

— На месте стой! — прошипела она.

Существо больше всего напоминало крупного кальмара. Над водой медленно поднялась пара щупалец, усеянных присосками, осторожно потянулась к лицу Молли.

Только придавившая плечо рука Старшей заставила Молли остаться на месте. А ещё ей дико хотелось визжать, потому что фиолетовый глаз глядел на неё донельзя пристально, и в сознании её стали появляться вдруг картины сурового бушующего моря, вздымающихся волн — и ползущих вдали кораблей, словно кто–то смотрел на них с поверхности воды.

Щупальце коснулось щеки Молли.

Против ожиданий оно оказалось тёплым и отнюдь не склизким. Самый его кончик очень осторожно тронул ей нос, лоб, уголок рта, дотянулся до мочки уха. И, словно удовлетворившись, щупальце вернулось в воду.

Рядом с первым созданием всплыли три других, и ритуал повторился. Молли дрожала, в глазах закипали слёзы — эти создания были абсолютно, совершенно чужими. Хотя и жили в доме Старшей — их никак не поставишь рядом ну хотя бы с коровами, свиньями или курицами, не говоря уж о кошках или собаках.

Алый свет сгущался, существа смотрели на Молли, и она ощущала, как зло словно бы выползает из тёмных углов, разливается в воздухе — голод, гнев, жажда повелевать и жажда пожирать всех, кто окажется на дороге.

Создания в бассейне–колодце жили ради войны.

Остаться должен только один, кто и получит всё. Оказавшиеся на пути — кем бы они ни были — должны сгинуть.

Всё просто.

Напор силы и злобы давил, словно горячий ветер, несущийся над барханами. Круглые фиолетовые глаза пялились на Молли, и из каждого прямо ей в сознание словно бы тянулись вереницы образов: тёмные пещеры в неведомых глубинах, согреваемые подземным огнём; тёплые воды в мелких нерестилищах, алый свет, льющийся сверху, и мельтешение скользких тел, почти заполнивших собой весь объём.

И первые схватки, и первые победы, и свирепая радость, когда разрываешь труп врага.

Их всё меньше и меньше, они сами всё крупнее и крупнее, а поединки хоть и становятся реже, но яростнее и тяжелее, каждая победа даётся теперь недёшево.

Зарастают рубцы на телах.

И потом они слышат зов Хозяйки, и поднимаются к ней, и принимают от неё вкусную пищу, и она учит их о неведомых морях, где плавают злые железные корабли…

Молли охнула и отдёрнулась.

— Вот теперь — протяни им руку, — жёстко приказала Старшая.

— Р-руку?..

— Если бы должна была протянуть им ногу, я бы так и сказала! Руку, кому говорят! Это молодь кракена, они ждать не любят!

Дрожа, Молли повиновалась.

Четверо молодых кракенов с плеском надвинулись на край бассейна. Старшая надавила, заставляя Молли погрузить пальцы полностью в тёплую воду. Их мгновенно что–то коснулось, извивающееся, мягкое, живое. Потом — напротив, что–то жёсткое и острое, вроде птичьего клюва. Не–сильно сжало. Потом — сильнее. Потом — ещё сильнее, так что Молли едва могла вытерпеть.

— Не дёргайся, — прошипела старая ведьма. — Дёрнешься, испугаешься — без руки враз останешься! Кра- кены тебя признать должны, поняла?!

— П-поняла…

— Держи! Терпи! И думай, какие они красивые и сильные! Им это нравится, кракенам!

Молли держала и терпела.

А её руки, кончиков пальцев всё касались и касались неведомые зоологам Королевства существа. Касались щупальцами и клювами, касались то нежно, то сжимали с силой, так, что до самого плеча Молли пронзала острая боль, точно от укола иглой.

— Терпи!

Кошка Ди тёрлась о ноги, старалась помочь.

И мало–помалу зло стало отступать. Всё больше становилось другого — приязни, интереса, желания поиграть…

— Довольно, — распорядилась наконец старуха. — Чистое у тебя сердце, Молли Блэкуотер, чистое и доброе. Так с ними сейчас нельзя. Им воевать надо, а не игры разводить.

— А… разве… они… хотят… именно что воевать? — Молли подняла глаза на свою наставницу.

И обмерла, увидав её гримасу.

— Никого не волнует, чего они хотят, — прошипела Старшая. — Мой род, моя земля требуют, чтобы воевали. Значит, будут! И ты, Молли Блэкуотер, мне в этом не помешаешь!

Старуха вдруг надвинулась, зубы оскалены, глаза налились кровью.

Молли попятилась. Она видела разную Старшую. Весёлую, грустную, довольную, сердитую — всякую. Но такой не видывала ни разу.

Волосы на шее встали дыбом.

— Надо будет — и тебя в колодец кину или в котле сварю, девчонка! — бросила напоследок Старшая, прежде чем зло дёрнуть Молли за руку. — Пошли отсюда! Тебе ещё ремня за самовольство получать!

* * *

Ремня за самовольство Молли и впрямь получила, но, если честно, почти не заметила наказания. Жутко перекошенное лицо старухи застыло перед ней, словно запечатлённое светописью.

Неожиданно стало понятно, чего же так боялась бесстрашная Волка.