За красными ставнями

— Я абсолютно невиновен! — завопил он со страстью и, следует признать, с изрядной долей искренности. — Это все газеты! Они печатают обо мне все, что хотят, так как знают, что я не буду скандалить из-за этого! Черт возьми, я не могу даже заговорить с хорошенькой женщиной без того, чтобы нас тут же не сфотографировали! Они изобразили бы меня делающим пассы статуе Свободы, если бы могли заставить кого-нибудь это проглотить!

— Значит, все это неправда?

— Меня неправильно понимают, девочка моя! — Физиономия Г. М. приобрела жалобное выражение, будто он нуждался в защите от жестокостей этого мира. — Я самый чистосердечный и искренне верящий в добро человек, который когда-либо ходил по этой земле! Я стою в сторонке и никого не трогаю, а меня все унижают. Посмотрите на меня! Я не возражаю, чтобы меня называли «папаша», как делали почти все в Америке. Но разве я похож на старого развратника?

Несмотря на угнетенное состояние, Морин Холмс с трудом удержалась от смеха. Но ее лицо сохраняло серьезное и сочувствующее выражение.

— Нет, сэр Генри, не думаю.

— Вот и отлично! — Лицо Г. М. тут же прояснилось. — Так как мы приземлимся примерно через минуту… — массивная рука метнулась через спинку сиденья, почти ткнув указательным пальцем в нос испуганной Морин, — вы ответите мне на несколько весьма интимных вопросов. Договорились?

— Ну…

— Как вас зовут, девочка моя?

Морин сказала ему.

— Вы в Танжер по делам или на отдых?

— Это мой отпуск — две недели плюс время на перелеты.

— А где вы работаете?

— Я секретарь в «Джоунс, Хауард и Рэмсботтом» — знаете, большая адвокатская фирма в доме 386 на Пятой авеню.

— Угу. Где вы остановитесь в Танжере?

Морин криво улыбнулась и покраснела, став еще более хорошенькой.

— В отеле «Минзех». Мне сказали, это лучший отель в Танжере. Естественно, он мне не по карману. Но я просто… — Девушка печально развела руками и снова улыбнулась.

— Ха! Все лучше и лучше, — заявил Г. М. — Я тоже зарезервировал там номер. Сколько вам платит ваша фирма, скажем, в неделю?

Морин ответила, покраснев еще сильнее.

— Угу. — Г. М. снова указал пальцем на ее нос. — Тогда я сделаю вот что. Я утрою ваше жалованье и добавлю две сотни в качестве премии, если вы на две недели притворитесь — только притворитесь — моей секретаршей.

Морин молча смотрела на него. Пассажиры, болтая, вглядывались в затянутые туманом окна.

— Господи! — Г. М. внезапно хлопнул себя по лбу. — Нет! Это не то, что вы думаете! Я докажу, что это вовсе не грязное предложение старого развратника. — Страдальческое выражение вернулось. — Меня всегда неправильно понимают!..

— Но я так не думаю! — запротестовала Морин. — Честное слово!

— Тогда почему…

— Мне непонятно, почему вы хотите, чтобы я «притворялась» вашей секретаршей.

— Ш-ш! — зашипел Г. М., оглядываясь вокруг с видом заговорщика. — Никто не знает, что я в Танжере. Ни одна душа! За исключением британского консульства — они командировали молодого парня по имени Бентли встретить меня, но будут держать рот на замке. Более того, никто не должен узнать, что я здесь. Я собираюсь сидеть в шезлонге в темных очках, ничего не делая и приходя в себя после каникул в Америке.

— Но…

Г. М. с горечью усмехнулся:

— Только что вы говорили о копах, преследовавших меня практически от Нью-Йорка до Сан-Франциско. Полагаю, вы думаете, что я хорошо провел время? Нет, это не так. Почему? Потому что упомянутые копы сначала втянули меня в дело, чтобы я помог им, а потом, по непонятной причине, разозлились из-за того, что я немного повольничал с вещественными доказательствами и уликами. — Г. М. приблизил лицо — даже его очки, казалось, стали больше. — А что общего у всех этих дел, девочка моя? Я скажу вам! Невозможная ситуация — вот что!

— Но… — Морин заколебалась, — ведь это не ваша специальность?

Страдальческое выражение лица Г. М. вызывало в памяти «завязавшего» пьяницу, который видит перед собой полную бутылку виски.

— Я не могу им противостоять, — жалобно произнес он. — Предположим, я слышу о парне, застреленном в запертой комнате или задушенном на песчаном пляже, где нет никаких отпечатков ног, кроме его собственных. О, девочка моя! Меня начинает пожирать яркое пламя любопытства, и я не могу спать, пока не объясню произошедшее! В Лондоне живет змея по имени Мастерс. Я не мог понять, почему он сходит с ума в таких обстоятельствах, но теперь понимаю. Что бы про меня ни думали, я старик и не могу выносить чепухи. Если кто-нибудь говорит мне «невозможно», я готов огреть его по башке сифоном с содовой! Конечно, я не ожидаю ничего подобного в Танжере, но хочу быть уверенным, что меня не втянут… Вот для этого мне и нужны вы.

— Для чего именно?