За красными ставнями

Худощавый молодой человек среднего роста нырнул под правый канат и снова выпрямился. Несмотря на смуглое лицо и гладкие черные волосы, в нем не было и намека на качество, обычно именуемое елейностью. Твидовый пиджак спортивного покроя с серыми фланелевыми брюками и синим галстуком могли быть приобретены на Бонд-стрит.[9] Хотя даже лучший друг не мог бы назвать молодого человека красивым, его лицо свидетельствовало о живом уме и чувстве юмора, которые служебные обязанности вынуждали маскировать официальной вежливостью, близкой к чопорности.

В левой руке молодой человек держал скромного объема пачку бумаг. Отвесив формальный поклон Г. М., он устремил на визитера взгляд выразительных золотисто-карих глаз.

— Позвольте первым приветствовать вас, сэр Генри, — заговорил молодой человек по-английски без всякого иностранного акцента. — Я — Альварес, комендант.

Комендант чего? И почему не в форменной одежде? Это могло что-то означать. Но Г. М. не стал развивать тему.

— Знаете, сынок, — отозвался он, с сомнением потянув себя за мочку уха, — это необычайно любезно с вашей стороны. Но вы уверены, что приветствуете того, кого надо? Я добрый старый Герби…

Альварес остановил его едва заметным жестом.

— Не будет ли благоразумнее, сэр, отказаться от инкогнито? — почтительным тоном предложил он.

— Хм! Ну, поскольку все, кажется…

— Сэр Генри! — прервал их разговор звонкий женский голос. Девушка нырнула под канат и побежала к ним. Взгляд Морин Холмс сразу же устремился на нее, хотя это было почти незаметно благодаря опущенным ресницам.

Вновь подошедшая, без сомнения, была англичанкой, на вид лет двадцати пяти и явно дружелюбно настроенной. Ее густые волосы натурального золотистого цвета были замысловато уложены. Под тонкими и изогнутыми, но не выщипанными бровями поблескивали голубые глаза. Светлая кожа краснела при малейшем напряжении. Хотя девушка практически не использовала пудры и губной помады, от нее исходила аура женственности, ощутимая как физическое прикосновение. Сама она едва это сознавала, хотя посторонний мог бы поклясться в обратном. На ее плечи было наброшено легкое пальто, которое не скрывало творения парижского портного с плас де Франс; великолепную фигуру плотно облегало неортодоксальное шелковое летнее платье с глубоким вырезом. Она была в открытых сандалиях на босу ногу.

— Прошу меня извинить, — тем же официальным тоном заговорил Хуан Альварес. — Позвольте представить…

Но женщина сама назвала себя.

— Я Пола Бентли. — сообщила она, взяв Г. М. за руку. — Мой муж Билл должен был встретить вас, но старый Джей — консул — его не отпустил. Могу я его заменить?

— Разумеется, куколка! — с энтузиазмом отозвался Г. М. Подобные женщины — ослепительные и отнюдь не заторможенные — были как раз в его вкусе.

— Понимаете, — объяснила Пола. — Билла вечно посылают в самые жуткие места писать отчет о грязи, бананах, машинах или чем-нибудь еще. Отчет всегда длиной в милю, а старый Джей хочет изучить каждое слово. К тому же Билл вернулся только три дня назад, и мы… Я имею в виду… — Она умолкла, густо покраснев.

— Конечно, куколка, — успокоил ее Г. М. — У вас было много интимных разговоров.

— Ну… что-то вроде того. — Сразу забыв о своей оплошности, Пола Бентли внезапно заметила рядом с Г. М. Морин. — Э-э… — неуверенно начала она.

Прикрыв ресницами зеленые глаза, Морин коснулась руки Г. М.

— Я секретарь сэра Генри, — заявила она тренированным секретарским голосом.

Последовало гробовое молчание.

Морин не стала объяснять причины столь внезапной перемены. Возможно, это было к лучшему. Все четыре лица в группе были достойны изучения.

Г. М., чьей бесстрастной физиономии все еще удивляются в клубе «Диоген», оставался непроницаемым, как устрица. Но комендант Альварес, хотя и бровью не повел, все же умудрился каким-то способом (телепатическим?) воспринять настроение англичанина. В его глазах мелькнул гнев.

Г. М. собирался закричать: «Я абсолютно невиновен!» — но вовремя сдержался. Альварес поклонился Морин, впервые продемонстрировав в улыбке превосходные зубы.

— Боюсь, это моя вина, мисс…

— Холмс, — проворчал Г. М. — Морин Холмс.

— Это моя вина, мисс Холмс, что мы не были осведомлены о вашем прибытии. Добро пожаловать. Мы постараемся устроить вас как можно удобнее.

— Конечно! — воскликнула Пола. Отпустив Г. М., она быстро подошла к Морин и протянула ей руку. — С вашей стороны очень любезно приехать сюда. Я много слышала о лондонской секретарше сэра Генри — кажется, он называет ее Лоллипоп, — но вы, разумеется, из Штатов.

В литературе по сей день английскую девушку всегда изображают холодной, высокомерной и аристократичной, что почти до смешного противоположно действительности. С другой стороны, американскую девушку постоянно описывают остроумной, болтливой и засыпающей собеседника вопросами, что едва ли можно было назвать точной характеристикой сдержанной Морин и многих ее соотечественниц.