Окуни тогда хватали блесну, как ошалелые, хватали в полводы, не давая ей опуститься на дно… Такой бой-клев продолжался довольно долго, но потом вдруг разом оборвался: рыбы то ли куда-то скрылись по чье-то команде, то ли, я мог тогда предположить и такое, были выловлены мной почти все без остатка.
Конечно, стайка окуней, понесшая какие-то потери, и, возможно, догадываясь, что здесь все не так-то просто, могла и сознательно покинуть место нашей встречи… А может быть, это был всего-навсего какой-то кочующий отряд: ну, порезвились, погонялись за возможной добычей и хватит — пора и дальше в путь.
Я еще долго оставался на месте удивительной встречи, по-прежнему старался сманить своей блесной какую-нибудь рыбину, но окуни, как исчезли, так больше и не появились. Правда в конце концов соблазнилась моей блесной (с голым крючком, без какой-либо подсадки) почти килограммовая ахтубинская плотва. И все.
Прошло с тех пор много лет, но у меня все еще перед глазами та самая ахтубинская протока, густые кусты над самой водой, моя бамбуковая удочка, окуневая блесенка-ромбик и упорные, тяжелые оранжево-зеленые рыбины, вылетающие из воды с растопыренными плавниками вслед за моей снастью.
Это была самая первая моя встреча с такими вот оглашенными окунями… Была и вторая, но немного попозже, уже не на юге, а на севере, на Пелусозере, что до сих пор мирно покоится почти на самой границе Карелии и Каргополья. И тоже дело было уже по осени, ближе к холодам.…
С неделю хозяйничали над озером сырые промозглые ветра. Под такими ветрами на воде было очень неуютно. Да и на отхожих озерах, в тайге, в такие погоды тоже не хотелось ловить рыбу. Но вот что-то случилось: ветра к ночи вдруг стихли, а по утру явилось к нам как ни в чем ни бывало ясное солнышко. И тишина, и в этой тишине золотом и багрянцем широко расцветилась от осенних берез и осин успокоившаяся наконец вода. Ну, как тут усидеть дома. Конечно, на воду… Куда? Да лучше всего за Овечий остров, прикрывающий нашу воду от северных ветров — на солнцепек.
Здесь по весне, в апреле, я не раз находил очень приличных окуней. Правда, отыскать их удавалось только на шести-семиметровой глубине, где рядом с окунями разыскивали для себя пропитание и наши пелусозерские налимы. Налимы попадались здесь не очень большие — чаще всего лишь до килограмма весом. Они прижимали мормышку бульдожьей хваткой, а затем, скрутившись почти узлом, подолгу не соглашались подняться со дна к моей лунке.
Я остановил лодку почти у самой кромки прибрежных рдестов, опустил якорь, насадил на крючок мормышки червя и опустил снасть в воду…
Глубина под кормой лодки метры четыре с половиной. Играю мормышкой, поднимаю я со дна, опускаю обратно, ищу рыбу повыше дна, почти в полводы — никакого результата. Откладываю удочку с мормышкой и отправлю под лодку свою блесенку, смахивающую на старинный «гешель». На крючке у блесны червь. Блесна не спеша уходит в глубину. Вот-вот она доберется до дна. И только-только стал я подтягивать удильником леску, чтобы почувствовать блесну, как от неожиданного удара чуть-чуть не выронил из рук удочку… Окунь! Да какой хороший — эдак на все четыреста граммов!
Снова блесна уходит под лодку, еще не вся леска вытянулась вслед за блесной. И тут чувствую, что моя блесна остановилась почти в полводы. Быстро выбираю провисшую леску, и еще один окунь-красавец в моей лодке. Сматываю на катушку почти половину лески, откидываю блесну в сторону от лодки — блесна уходит теперь вниз по дуге, как маятник. И тут же снова удар.
Все это выглядело таким же безумием, как моя давнишняя встреча с окунями на Ахтубе. И здесь так же, как там на Ахтубе, окуни исчезли вдруг: только что были, только что бросались к моей блесне — и все, никаких окуней рядом нет.
Помнится мне и еще одна, правда, не такая буйная, как только что описанные, встреча с окунями… На этот раз все происходило на льду того же Пелусозера, где однажды встретился я с сумасшедшим боем окуней возле Овечьего озера в самом конце сентября…
До того памятного дня над озером висела беспросветная хмарь. Была очень тепло, но серо, без солнца. Тепло опустилось на озеро вдруг, разом растопило весь снег, собравшийся на льду за зиму, правда, не успело еще приподнять сам лед, а потому вода на льду пока никуда не уходила. И в этой талой воде весело плескались только что прибывшие из теплых краев наши сизые чайки.
Но вот что-то изменилось, что-то произошло в небесной канцелярии, и к ночи куда-то убралась вся прежняя хмарь, а там и крупно вызвездилось все небо. Ну, а к утру явился крутой морозец и прочно схватил, приморозил ко льду, всю расплывшуюся было по озеру талую воду. И я тогда, как по паркету, легко вышагивал по морозному льду.
Я шагал к тому же самому Овечьему острову, но что-то меня заставило остановиться и попробовать поискать рыбу у мыса самого ближнего к моему дому Бодунова острова. Я просверлил лунку, удобно устроился возле открывшейся мне воды на своем ящике-шарабане и опустил в лунку мормышку…