За Кубанью

Но где искать беглецов, если они ни через один пост не проходили? У леса сторон много. Ибрагим лихорадочно соображает, дороги секунды.

— Из какого аула Ильяс? — спрашивает он.

— Оба из Адыгехабля, — отвечает кто-то.

Ибрагим снаряжает в погоню две группы, направляет их напрямик через лес в ту сторону, где предположительно должен быть Адыгехабль.

— Заметите, не выпускайте живыми, — предупреждает он.

Преследователи скрываются в темноте.

— А я возьму несколько всадников и попытаюсь перехватить их при выходе из леса, — говорит Ибрагим Аслану. — Если недавно ушли, то нескоро дойдут до дороги.

Только ночью в лесу не разгонишься. Сколько ни тереби повод, конь плетется шагом. А до опушки не близко. Покачивается в седле Ибрагим и думает: «Как это Максиму убежать удалось? Не может быть, чтобы за час обработал Кемаля или Ильяса — у человека от Алхаса оружие за храбрость». Ибрагим останавливается у часовых, расспрашивает, не слышал ли кто подозрительного звука? Да кто признается!..

«Эх, какая досада, — думает он. — Хотел преподнести Кучуку подарок, а что вышло… Лучше бы прикончил его там, в лесу».

Рассветает, а до опушки еще далеко. Теперь можно пришпорить лошадей. Во время скачки мысли в голове не плывут, а прыгают, как мячи. Всадники влетают на опушку и берут влево. Но поздно. Тихо кругом. Ибрагим возвратился в лагерь, когда солнце уже стояло над лесом. И сразу увидел — случилось что-то чрезвычайное. Лошади оседланы, подводы нагружены всяким барахлом, люди стоят у пулеметов.

— К Улагаю! — кричит кто-то Ибрагиму.

Улагай стоит на крыльце своего дома, за ним, у дверей, Аскер. А Улагай насуплен, по лицу мечутся желваки.

— Упустил, мерзавец! — выкрикивает Улагай.

— Не удалось догнать.

— Не удалось? Пропьянствовал, мерзавец! И меня не предупредил! Никого не выслал навстречу! Ведь тут уже могли быть красные! Чудо, что их еще нет! Предатель!

Улагай делает шаг вперед, щеку Ибрагима обжигает удар.

Ибрагим закусывает губу, опускает глаза. Виноват.

— На первый раз прощаю, — бросает Улагай. — Останешься при мне. Разбиваемся на группы, занимаем до ночи круговую оборону в лесу. Ночью перебазируемся. Маршруты сообщу командирам групп.

Ибрагим не знает, что делать. Он чувствует на себе насмешливые взгляды людей, которые еще вчера глядели на него с завистью. Впрочем, вчера и он не почувствовал бы всего позора этой пощечины, но сегодня… В ушах звучит брань Максима: «Лакей».

«Пожалуй, даже не лакей, а просто ничтожество, — думает Ибрагим, следуя за Улагаем. — Смелый, отважный Ибрагим! — издевается он над собой. — Смел перед беззащитной девчонкой».

— Ибрагим, — бросает Улагай. — Я буду на своем месте. Проверь всю оборону. Начни с наблюдателей.

— Есть! — едва слышно отвечает Ибрагим. Голос его дрожит.

«Погорячился, — думает Улагай, глядя ему вслед. — Перехватил. Теперь смотри, как бы нож в спину не всадил». Да, момент критический, сейчас все смотрят на командующего. Нужна выдержка. Да где ее наберешься, этой выдержки, если все летит ко всем чертям. Агент Врангеля, с которым он встречался на побережье, показал ему копию телеграммы на имя Ленина. «Ни одного солдата Врангеля на Кубани нет. Банды генералов Фостикова, Крыжановского частью истреблены, частью прижаты к горам. Серго Орджоникидзе».

Улагай чувствует — и его вина есть в этом большом поражении. «Вина… — твердит он себе. — Вина или беда?» Нужно наконец разобраться в этом. Разве мог он подумать, что бойцы его охраны способны освободить большевистского комиссара? Что-то происходит с черкесами. Они начинают забывать слова пророка Магомета, отступают от шариата. Пропасть между ними и большевиками исчезает словно бы сама собой. По мосту, переброшенному русскими, с каждым днем валит все больше народу.

— Ну что ж! — На побелевшем лице Улагая появляются красные пятна. — Пусть пеняют на себя: «главарь» свое слово скажет.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Быть может, не удалось бы беглецам ускользнуть от погони, если бы Кемаль не ухитрился вечером обмотать копыта лошадей мешковиной. Так они и дожидались седоков.

Прежде чем сесть на коня, Максим обнял Ильяса. Кемаль отвернулся: эти русские не умеют себя вести. Дорога каждая секунда, а он нюни распускает. И Ильяс хорош — вместо того чтобы поставить парня на место, хлюпает носом. Кемаль вскакивает на коня, отвязывает карабин, щелкает затвором, но все это не производит на друзей ни малейшего впечатления.

— Как будем ехать? — громко спрашивает он, чтобы напомнить товарищам, что дорога каждая секунда. Вопрос, впрочем, весьма существенный. Ночью по дороге продвигаться опасно — в любой момент можно напороться на чью-либо засаду. Но еще опаснее выжидать в лесу.

— Будем пробираться в наш аул, — предлагает Ильяс. — Бело-зеленые нас не тронут, а красные тем более.

— Теперь мы разноцветные, — шутит Максим. — А знаешь, Ильяс, кто в Екатеринодаре? Спаситель наш, Ермолай.

— Ермил? — заулыбался Ильяс. — Что делает?

— Деревяшку обстругивает пока что.

— Зачем деревяшку обстругивает? — недоумевает Ильяс.