За Кубанью

Ибрагим глядит на Аюба «по-улагаевски» — прищурясь. В последнее время он незаметно для себя стал перенимать внешние приметы поведения своего начальника. «Попал, и все…» Странный ответ. Каждый человек должен знать, куда и зачем идет. Ибрагим свою дорогу выбрал сам. К Улагаю он привязан, как темляк к шашке. Улагай его произвел в корнеты, приблизил, посвятил во все свои тайны. Он верит — Улагай любит его, как младшего брата. А уж он за Улагая готов пойти на любые пытки. Или атаман Фостиков. У того свои счеты с Советской властью — на одной земле им тесно, ставит ва-банк — или-или. А этот, желторотый? Глупость какая- то: попал… Он выпытывает у Аюба детали его побега к Алхасу и еще больше удивляется.

— Карох с кем-то поругался. С Нухом, кажется, с бывшим председателем, которого Алхас рубанул. Рассказать подробно не успел — во время перестрелки убили Кароха.

Аюбу хочется добавить, что он уже давно сожалеет об опрометчивом поступке, что ему хочется домой, но вовремя спохватывается: ничего хорошего эта откровенность не даст.

— Девка у тебя есть? — интересуется Ибрагим.

Аюб краснеет.

— Э, да ты действительно Желторотый. Спеши, а то ухлопают, как Кароха, и бабы не попробуешь.

Аюб совершенно растерялся: с этой Бибой узнаешь что-нибудь… Попробуй подступись к ней. Однажды попытался было, так стукнула, что вся смелость из головы вылетела. «Сегодня все решим», — думает он с ожесточением.

Начинает смеркаться.

— Как там у вас насчет жратвы? — допытывается Ибрагим.

— Найдется, — с некоторым колебанием отвечает юноша. — Конечно, не особенно… Сам знаешь — перед урожаем.

— Тпру… — командует Ибрагим. — Сворачивай к реке, поужинаем.

Аюб слегка отпускает лошадей. Тем временем Ибрагим достает из-под сена потертый саквояж и раскладывает на траве разную снедь, заставляет Аюба хлебнуть из своей фляги.

Перед дальнейшей дорогой Ибрагим снимает брезентовый верх и поворачивает мешок с тряпьем так, что одним краем он оказывается на борту повозки. Передняя часть мешка у него на коленях.

— Теперь не спеши. И никого не бойся. Возле тополей сворачивай в поле, поедем задами.

— Да у нас в ауле не только ночью, и днем никого не останавливают. И кому останавливать председатель-то теперь свой.

Вот что значит хороший глоток спирта. Аюб вдруг осознает то, о чем раньше и не догадывался: он храбрый парень, ему все нипочем. Язык так и чешется, так и чешется, ему хочется рассказать Ибрагиму, какая она занятная, эта Биба. Она и не отталкивает его, и близко не подпускает. Ладно, так было. Уж сегодня они наверняка договорятся. А нет — ко всем чертям. Аюб больше не позволит водить себя за нос.

— Бери правее, в жнивье, — слышится голос Ибрагима.

Правей так правей, Аюбу все равно. Больше он ждать не намерен. Не одна она на свете… Вот и его дом. Оставив карабин в повозке, Аюб перелезает через родной плетень, распахивает ворота, пропускает вороных. Ибрагим входит в тесную кунацкую. При тусклом свете коптилки отец Аюба Нурбий кажется старым, изможденным нуждой человеком.

— Сейчас что-нибудь сварганим, ребятки, — говорит он. — Спасибо, что не забываете.

Нурбий принимает Ибрагима за одного из дружков непутевого сына. Что ж, тем лучше. Но Аюба это не устраивает. Отец должен знать, что у него в гостях не кто- нибудь, а главный помощник полковника Улагая — знаменитый Ибрагим. Кто знает, что еще наболтал бы Аюб, если бы Ибрагим не сжал железной пятерней его руку чуть повыше кисти. Аюб осекается на полуслове.

— Мы есть не хотим, — вежливо извиняется гость. — Ваш сын немного выпил и все перепутал. Я фельдшер, у меня во фляге спирт. Увидел на дороге парня, подвез… — Он достает какую-то бумагу.

— Фельдшер, и ладно, — отмахивается от бумаги Нурбий. — Я ведь неграмотный, мне все равно.

— Мы немного погуляем по аулу и скоро вернемся. Пусть к повозке никто не подходит.

— Аллах с ней, — пугается Нурбий. — Будь спокоен, я ее сам охранять буду. Но, может быть, вам лучше никуда не ходить? В аул сегодня прибыли из города вооруженные люди.

Ибрагим подробно расспрашивает, на чем приехали, сколько, чем вооружены, что делают, где остановились.

— Мы все же прогуляемся, — говорит он. — Скоро вернемся.

За воротами обе фигуры сливаются с ночной темнотой. Идут медленно, Ибрагим придерживает Аюба за локоть. Ни одного встречного. У дома муллы Ибрагим оставляет своего спутника.

— Лезь в кусты, жди. Ни с кем не болтай.

Он стучит в калитку: раз-два-три, раз-два-три… Она мгновенно пропускает гостя. Буквально через минуту Ибрагим выходит.

— Теперь домой, Аюб, к девчонке завтра сбегаешь.

— Подожди хоть десять минут, — просит Аюб. — Это рядом, скажу два слова и уйду.

— Ладно, пошли.

На всякий случай, по совету Ибрагима, подбираются к дому Лю огородами. В маленькой кунацкой — огонь. Ого, у них гости. Может, у Бибы жених объявился? Пока он там воюет, у него невесту уведут. Он подкрадывается к кунацкой. Так и есть — жених! Надо же было оставить карабин в повозке. Аюб приглядывается. Эге, их двое, и один — русский. В углу винтовки, наверное, тех, что приехали.

Возвратившись, Аюб докладывает Ибрагиму обстановку.