За Кубанью

Карандаш скрипит, слова о свободе, равенстве, братстве, приперченные ядом ненависти к Советской власти, расползаются по бумаге. Поднаторел Улагай за годы гражданской войны в политической демагогии, воззвание получается довольно складным, перечитывает с удовольствием. Хорошо бы добавить насчет земли, но тут имеются неясности. Врангелевская земельная реформа предусматривает выкуп помещичьих земель крестьянами на «льготных» условиях: двадцать пять лет крестьянин должен будет расплачиваться за нее четвертой частью урожая. Четверть века! Тут барон хватил через край, с такими проектами сейчас лучше не соваться… А вот несколько интервью надо бы набросать: как только их части войдут в Екатеринодар, от писак не будет отбоя. Карандаш носится по бумаге. Скорее, скорее, не опоздать бы…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Раньше у Умара времени было хоть отбавляй. Если бы из излишков времени можно было печь хлеб или готовить щипсы, он мог бы ежедневно приглашать половину аула. Но давно известно, что из времени каши не сваришь, и Умар в былые дни мучительно придумывал себе какое-нибудь дело. Так пристрастился он к трудоемкому, требующему сноровки и соображения занятию — стал мастерить из сыромятных ремней сбрую. Своих лошадей одевал, как девок на выданье, дарил упряжь знакомым.

Каждый знал: хочешь доставить Умару удовольствие — принеси ему немного сыромяти и медную планку. Теперь не до того. Пересохли, покорежились от обиды сыромятные ремни, валяется в углу комнаты неоконченная уздечка, Умар начинает замечать, что кто-то ворует у суток целые часы: не успеешь повернуться, как уже полдень, еще кое-что сделал — ночь. А когда остальные дела заканчивать? Пришлось ввести строгий распорядок. С рассветом Умар в отряде. Вместе с Муратом разбирают прибывшие накануне приказы, намечают план на день: когда политбеседа, кто идет в караул, что готовить на обед и всякое прочее.

Сегодня все движется без сучка и задоринки. Приказ всего лишь один. Умар разглядывает небольшой листок сероватой оберточной бумаги. На нем витиеватыми буквами написано:

П. В. Матчин, г. Майкоп, Троицкая № 11.

Механическое производство сапожных гвоздей.

Сапожные гвозди П. В. Матчина Умара не интересуют, и он переворачивает бумажку. Теперь другое дело: на обороте — отпечатанный на машинке текст:

«Приказ по канцелярии военного комиссариата

§ 1.

Нижепоименованных красноармейцев Адыгехабльской караульной полуроты зачислить с 1 августа на провиантское, приварочное, чайное, мыльное, табачное и денежное довольствие».

Далее идут фамилии. Все прекрасно. Вот только довольствие пока не прибывает. Но и это не беда: Умар создал общественный фонд для содержания отряда. Ну а в крайнем случае каждый может у себя дома есть все, что ему вздумается. Были бы боеприпасы. Но что случилось с Муратом? Безучастно уставился в одну точку, отвечает невпопад. Эй, Мурат, какая тебя ночью муха укусила?

— Ты знаешь, Умар, я — глупый баран, — объявляет Мурат. — Меня надо расстрелять.

— За что? — Умар настораживается: неужели еще один посланец Улагая пожаловал к нему?

— За то, что ворон ловлю…

Умар не торопит, понимает — стряслось что-то нехорошее.

— Человек один служил со мной у Улагай, из нашего аула. Друзьями даже были, да простит меня аллах, вместе к бабам как-то наведались. Перед сдачей в плен его несколько раз в штаб вызывали. Раньше всегда делился со мной, а о чем говорили с ним в штабе, не сказал. Сдались вместе, домой вернулись в один день, в отряд пришли вместе. И я болтал с ним о чем попало. А несколько дней назад, когда проверял посты, показалось мне, будто метнулась от него тень какая-то. Ночь, сам понимаешь, темно. И решил я попросить твоих юных помощников проверить — показалось мне или нет. Только что видел ребятишек. Не показалось, Умар. Снюхался, гад, с Алхасом. Сообщил наш пароль и сказал, где посты выставлены. И вообще все новости выложил: сколько боеприпасов получили, где пулеметы стоят. Видно, не зря в штаб вызывали.

— Абубачир?

— Он.

— Что делать будем? — насупился Умар. — Просто так его не уберешь, надо застукать при встрече с бандитами.

— Трудно. Они ведь тоже за нами наблюдают.

— Ты вот что, — придумал Умар. — Не посылай его в наружные наряды, все время держи здесь, в казарме.

— Это не все новости, — продолжал Мурат. — Есть у нас в ауле большой друг Ибрагима. Когда белые отступали, Ибрагим завез ему целую фуру барахла. Грабленого, конечно. Он тихо сидит, помалкивает: ни нашим ни вашим. А по дворам шатается. Сегодня и у Халида гость был. Сдается мне, что у него такие же тряпки, какие мы нашли у Салеха, Ибрагим — человек запасливый. А слухи, сам знаешь какие, ждать нельзя, один промах может обойтись большим несчастьем для всего аула.

Умар знал, какие слухи ходят по аулу. Будет где- либо восстание или нет — на этот счет он гадать на собирался, но в случае чего их аулу несдобровать, не зря Алхас шевелится. От него можно отбиться при одном условии: если аул будет единым.