За кулисами

Как бы сейчас ни хотелось винить Изабель ― она будто и вправду ничего не знала. Или ещё не знала… Мои ладони легли на обод руля, но мотор пока не был заведён: едва разборчивая решительность в том, что здесь присутствует сговор, боролась против чувства собственной провальности. И что за бредовая идея возникла в моей беспокойной голове ― приплести Макарти? Ведь он выглядел искренне разочарованно не меньше меня самого и не пытался скрыть сочувствия, к тому же, всегда находил время на душевные разговоры, выплатил зарплату за отработанный срок, сказал, что есть возможность разойтись по-доброму… Быть заодно с Изабель он попросту не мог, ведь тогда бы стал режиссёр брать в пару своей подруге её давнего врага? Неужели Изабель будучи с Крэгом в хороших отношениях не нажаловалась бы на меня, а вместо этого стала прибегать к уловкам и провоцировать на эмоции? Всё-таки Макарти оставался непредвзятым… А танцовщица всего лишь репетировала свои сольные партии в свободное время в залах для массовки, и её присутствие здесь не могло говорить о чём-то большем. Не было никакого подвоха…

И это делало меня бесконечно растоптанным. Мнительные домыслы стали прикрытием и оправданием собственной слабости, ведь никто не подсказывал мне сближаться с Мишель, витать в грёзах, караулить её в выходные, пытаться нагло ворваться к ней в душу, а затем прятаться от ранимой танцовщицы. Итоги минувших суток были неумолимы: я один успел развалить всё, что делало меня хоть немного уверенным в следующем дне. Сознательно молча проигнорировал рабочий день и получил по заслугам, пытаясь обвинить в этом постороннего человека и даже наставника. Я уволен по своей же вине лучшим в штатах режиссёром; предал девушку, в которой непредумышленно вызвал приступы ложного доверия. Даже Изабель теперь выглядела мерзотно безобидной, настоящей, словно заговор против меня ― одна большая необоснованная фантазия. Что если и чувства, в которых она признавалась ― не фальшивка?.. Участие в целом списке паршивых достижений стояло мне поперек горла.

Я повернул ключ в замке зажигания и потерянно замер без смысла куда-либо ехать. Никто не был виноват, кроме меня самого, и это безобразно обидно мучило нутро. История с мастер-классом и увольнением из труппы, игры в театре с Мишель, плохая репутация и даже появление Изабель, по-злому помнящей меня спустя много лет ― вина одного человека. Моя. Поступки и фразы проносились в голове одни за другими, вынуждая ерзать на водительском сидении. Всё могло быть иначе, будь я не Брэндон Форд, а кто угодно другой. Образованный, ответственный, надёжный, высоконравственный и обязательно добрый молодой человек, отстаивающий справедливость только гуманными методами. Но нет же, я был самым настоящим козлом: социопатом, живущим моментом и плотскими утехами, избегающим обязательств перед кем-либо; грубияном, без прикрас высказывающимся на пропалую; обиженным дитём, не чурающимся в своей мести дойти до преступления. Всё это я знал, самообманом не занимался, и ведь такой порядок вещей меня устраивал прежде…

На заднем сидении лежала спортивная сумка, а в ней ― предусмотрительно бутылка и уже расторгнутый контракт. Подсознательно я понимал даже то, что Макарти не спустит мне с рук и единичный прогул, а уж в добавок выведенных из рабочего строя двух актрис ― не подвергалось сомнению. Мою прогнившую часть от имени, что привычно характеризовало на публике скандалиста, всё также не интересовало, как отреагирует Изабель. Девушка всего лишь сорила крохотными подлостями: как она сказала, пыталась обратить моё внимание на себя, или же намеренно стремилась вывести из игры ― причина нисколько не важна, ведь доломал хлипкое доверие к своей персоне я без всякой посторонней помощи. Но Мишель…

Я всё ещё был прежним Брэндоном. Предсказуемый виски, что поможет оглушить тяжелую голову, ждёт своего часа, а клубы Манхэттена вот-вот распахнут двери для желающих расслабиться сегодняшний вечером. Только нажать на газ и ринуться по любому из многочисленных адресов…

Но на соседнем сидении будто снова восседала она, посматривая на меня брезгливо, почти разочарованно. Я пугливо осмотрелся, от чего-то стыдливо пытаясь прогнать мысли про алкоголь, словно и не для меня он был припасён, тяжело сглотнул. Увидеть Мишель, увидеть, увидеть! Странно ощущать себя под властью неконтролируемого чувства: со мной явно было что-то не так, ведь оно жило отдельно, как нечто инородное, ненужное, но повсюду моталось следом. И теперь наседало на меня неподъемным чувством вины, безжалостно обнажая перед мыслью об обещании извиниться. Я вдруг понял, что не мог позволить себе уйти в неизвестной длительности запой без сдержанного слова.

* * *