За кулисами. Москва театральная

Чье-то «гы-гы». Напряженная пауза. Видно, что актриса дернулась. Но нашла в себе силы не отреагировать даже движением брови и продолжала как ни в чем не бывало. Очевидно, в такие моменты должно быть премерзостно на душе у артиста. Когда ты распахиваешь душу, а туда вламываются в валенках с грязными галошами, к тому же обильно унавоженными… Тьфу! Не стоило бы подпускать подобную публику близко к искусству.

Можно представить, как чувствовал себя основоположник русского репертуарного театра г-н Станиславский, верой, правдой и всем своим материальным состоянием служивший подмосткам, когда после революции в его (!) Художественный (!) театр (!) вломилась революционно-раскрепощенная публика. Многие из них, по-хозяйски развалясь в бархатных креслах, глядели на буржуйскую жизнь на сцене и лузгали семечки, сплевывая прямо в зал.

С тех пор прошло много времени, но, похоже, революционная ситуация продолжает возбуждать публику на хамство.

8

Девяностые, постперестроечные годы. Литературный театр на улице Проходчиков. Дают спектакль «Берег» по Бондареву. Зал – целевой, то есть все билеты проданы какому-то коллективу, в данном случае учащимся ПТУ. С самого начала зал напоминает улей перед вылетом на колхозные поля. Он не смолкает и тогда, когда четверка артистов берет гитары и поет песни Новеллы Матвеевой. Вдруг голос, негромкий, но властный:

– Тихо, блядь, а мне нравится.

После этого спектакль идет при полной тишине. Судя по всему, голос подал авторитет, связываться с которым было опасно.

Публика, надо сказать, никогда не церемонилась с господами артистами. Вот что было на одном из спектаклей «Самоубийца» в Театре сатиры. Сцена с Подсекальниковым, в которой участвуют Ольга Аросева и Роман Ткачук. Она к нему: «Семен Семеныч…» И вдруг из зала грубый голос: «Прекратите х-ню!» Пауза. Актриса снова к тексту: «Семен Семеныч…» Тот же голос: «Прекратите х-ню!» Сознательные зрители зашикали на хама, и его быстро вывели. Повезло еще, что сидел он ближе к краю, поэтому спектакль не пришлось останавливать.

Впрочем, на театре уже никто не удивляется неформальной лексике – многие пьесы без нее, как рыба без воды, гибнут. Но вот что удивительно, когда артисты ругаются матом на сцене, то зрителям даже не приходит в голову закричать: «Прекратите безобразие!» Более того, зрелища, изобилующие матерщиной, иногда возбуждают зрителя на неординарные поступки. Что и произошло на «Игре в жмуриков» в постановке Андрея Житинкина. Спектакль играли в филиале Театра имени Моссовета, где сцены практически нет, и зрители, войдя в одну-единственную дверь, из нее же и выходят. Содержание спектакля явно не внушает оптимизма – морг, два вохровца (Сергей Чонишвили, Андрей Соколов) разговаривают практически матом.

– Да в гробу, ётм, мне укакалось твоё ко мне, ётм, хорошее отношение.

Проходит 30 минут, и вдруг встает мужчина, ни слова не говоря, проходит через все сценическое пространство и удаляется. Актеры выдерживают паузу. Продолжают играть. Однако мужчина не выходит в дверь, а встает за кулису и наблюдает происходящее.

Андрей Житинкин, режиссер спектакля:

– Мы не понимаем, что происходит. Вывести его не решались, потому что опасаемся – вдруг сумасшедший, вдруг сорвет спектакль. Но все выяснилось к концу. Оказывается, мужчина стоял и ждал, когда ему принесут ящик водки. И после спектакля каждого зрителя он встречал рюмкой. Подносил и говорил: «Выпейте, пожалуйста. Это спектакль про меня». Он действительно оказался вохровцем, работал, как сказал нам, в лечебнице КГБ, и так его пронял спектакль, что он даже раскошелился на водку.

Самое смешное, что на следующем спектакле, когда он уже не пришел, зрители почему-то у работников театра стали требовать водку – видимо, слух по Москве прошел.

9

Зритель везде разный и реагирует согласно своей ментальности. Финал «Двенадцатой ночи» того же Доннеллана, когда в сладком поцелуе сливались Виола и Герцог, везде проходил по-разному. А дело в том, что все роли в этом спектакле играли одни мужчины и, соответственно, целовались артисты Андрей Кузичев и Владимир Вдовиченков. В России на эту сцену в начале 2000 года было замечено две реакции – или неодобрительное угрожающее молчание, или улюлюканье с подтекстом в сторону гомосексуализма.

В Колумбии, напротив, все ликовали и начинали целоваться. Но с самой необычной реакцией артисты столкнулись в маленьком французском городке Шаторуа. В тот момент, когда Кузичев с Вдовиченковым изображали поцелуй, среди французов, чинно молчавших, раздалась отчетливая русская речь: «А вот этого, братки, не надо было делать». Ну что тут скажешь – всюду наши.

10

Все-таки эмоциональный у нас зритель. Спектакль «Венецианский купец», основная сцена Театра имени Моссовета. Финал страшный: еврея насильно заставляют принять христианство. Михаил Козаков эту сцену играет очень эмоционально. И (очевидно, под воздействием как его игры, так и происходящего бесчинства относительно свободы личности) в первых рядах вскакивает невысокий еврей и начинает бить себя в грудь, неистово орать: