В ответ на призыв капитана первого ранга толпа снова загудела и, будто идя на штурм неприступной крепости, бросилась на передние машины. Теперь уже практически все они были буквально облеплены кричащими, размахивающими руками людьми, которые разворачивали скатанный на броне брезент и натягивали на смотровые щели. «Нетронутыми» остались только стоящие в глубине туннеля БМП, механики-водители которых, открыв люки, вступили в словесную перепалку с нападавшими. Несмотря на драматизм ситуации, казалось, никто не принимал ее всерьез, как будто это была большая игра взрослых людей, которые дали волю бушевавшим в них доселе дремучим страстям.
Повсюду было очень много пьяных. Пришли ли они сюда изрядно наклюкавшись дома или довели себя до состояния эйфории в какой-нибудь подворотне поблизости, может быть даже там, где Андрей видел двух типов, раздающих всем бутылки водки, — трудно судить. Одно было ясно: толпа была не просто наэлектризована и возбуждена, но и изрядно накачена алкоголем. А что это означает — известно: пьяному и море по колено. Азарт и кураж, подпитанные спиртным, усиливаются в сто крат; и тогда уже не остается ничего, что молю бы удержать людей от поступков, которые они никогда не совершили бы при других обстоятельствах.
Стоя в толпе, Орлов вдруг почувствовал на фоне исходящего от окружающих его людей перегара какой-то другой знакомый запах и сразу понял: бензин! Сначала он подумал, что запах идет из туннеля, где скопилась военная техника, но потом разобрался: запах бензина несло со стороны проезжей части, расположенной несколько выше. Там — кучка подростков вокруг какого-то дядьки суетливо занималась наполнением пол-литровых бутылок бензином. Взрослый наклонно держал автомобильную канистру, а мальчишки один за другим подставляли под струйку бензина свои бутылки, которые тут же закупоривали пробками, доставая их из карманов.
— Да что вы, парни! Так ничего не получится! Надо ж вот… привязать тут! — наставлял дядька. — Бросишь, а толку-то мало будет! Смотри! — Поставив канистру, он стал, как «инструктор», показывать мальчишкам, что нужно делать для того, чтобы получился «толк».
Не раздумывая ни минуты, Орлов подскочил к ним, схватил «инструктора» за плечо:
— Что Вы делаете? Этого нельзя!.. Остановитесь!
Голос его дрожал от возбуждения. Андрей, наверное, слишком долго молчал, наблюдая за разворачивающимся побоищем, и теперь его словно прорвало:
— Мужик, ты чего же! Ребят втравливаешь в это! Это же…
Он не успел договорить, как чья-то сильная рука обхватила его за горло, резко наклоняя навзничь. Андрей дернулся, но не смог вывернуться.
— Тебе чего надо? — «Инструктор» приблизился к Орлову. В лицо снова отвратительно пахнуло. «Тоже пьяный!» — промелькнуло в голове у Андрея.
— Ты тут за кого? За этих? — переходя на крик и придвигаясь к нему, завопил дядька. — Иди отсэдова! И не мешай людям! А может, ты легавый?
— Да, да! Мент! Мент он, стриженый! — прокричал кто-то из толпы.
Орлов, видя, что обстановка приобретает нешуточный оборот, попытался успокоить окружавших его людей:
— Да вы чего, ребята? Я говорю: не вздумайте бросать эти бутылки! Там же солдаты… Такие же парни, как вы! Им приказали…
— Так пусть переходят на нашу сторону! — вставил кто-то. — Нечего выполнять преступные приказы!
— Слушай, — не выдержал Орлов, — ты хоть понимаешь, что такое присяга? Он присягал на верность Родине!
— Кончай гнать волну! Ро-о-одине! — передразнил «инструктор». — Уродине! Пусть уматывают отсэдова, пока их всех, сук, не порешили! И ты проваливай! Понял?
Орлов почувствовал сначала, как ослабла, а потом совсем убралась сдавливающая шею рука. «Пронесло!» — подумал он и тут же услышал хлопки выстрелов. Казалось, что стреляют откуда-то сверху, может быть даже с крыши близлежащего дома. Потеряв к Орлову интерес, мальчишки вместе с «инструктором» стали пробираться ближе к парапету туннеля. Каждый из них зажимал в руке по бутылке с бензином. Орлов понял, что сейчас начнется заключительный акт разворачивающейся драмы.
Оля долго не могла заснуть. Уже вторую ночь муж был там, где происходили главные события последних дней. Она не очень хорошо понимала, что же случилась на самом деле, но тревожные сообщения вчерашнего дня, следующие одно за другим, повергали ее все больше и больше в состояние уныния.
Вчера поздно вечером неожиданно позвонил Андрей. По его голосу Оля поняла, что происходит что-то ужасное. Еще никогда муж не говорил такими отрывистыми фразами и так беспристрастно. Обычно его слова, даже самые серьезные, облачались в какую-то шутливую или ироничную форму. Он мог сказать что-нибудь такое смешное, что Оля до его прихода могла несколько раз вдруг неожиданно заулыбаться. Не поняв причины этого, то Нина, то Сережка спрашивали:
— Мам, ты что смеешься?
— Да так, ничего, — говорила Оля. — Папа меня рассмешил!
— Как рассмешил? — не понимал шестилетний сын. — Ведь он же на работе!