«Что же это за вещь такая, — с удивлением думал Орлов, — что даже Северьяныч меня так настойчиво предупреждает? Может, это документ какой-то… особой государственной важности?»
Василий Северьянович встал из-за стола, подошел к массивному двухкамерному сейфу, стоящему в углу кабинета, прямо рядом с дверью. Он аккуратно снял маленькую алюминиевую бирочку с пластилиновой печатью, вставил фигурный ключ в замочную скважину, повернул его, а затем так же блестящую металлическую ручку и открыл нижнюю дверцу несгораемого шкафа. Андрей рассмотрел внутри ячейки стопку каких-то бумаг, общих тетрадей и книг на верхней полке, коробку с набором различных штампов, несколько бумажных пакетов, прошитых толстой суровой ниткой, скрепленной сургучными печатями. Но что это? С удивлением Андрей увидел золотое тиснение на кожаных переплетах двух громадных книг, едва помещавшихся на полке.
Не без труда вытащив из сейфа сначала один том, а затем другой, Василий Северьянович торжествующе посмотрел на Орлова, как бы желая насладиться впечатлением, которое произвели на него книги. Но Андрей недоуменно смотрел на фолианты, совершенно не понимая, в чем заключается важность настоящего момента. Будучи историком по образованию, он понимал, что перед ним какие-то старинные книги, возможно имеющие историческую и художественную ценность. Но зачем они здесь и почему их демонстрация освещена таким ореолом таинственности и строжайшей секретности, Орлов не понимал. Не зная, как реагировать на происходящее, он вопросительно посмотрел на Василия Северьяновича. Но тот как будто не видел недоумения Андрея и продолжал стоять с видом человека, испытывающего чувство сопричастности к мировой истории.
— Вот, посмотри! Ты же историк! — проговорил Василий Северьянович с удовольствием. Он это говорил так, словно сам изготовил или написал эти два громадных тома.
Орлов приподнял крышку кожаного переплета с золотистым тиснением и увидел желтоватые листы плотной бумаги с двумя колонками вязи готических букв. Каждая строчка была похожа на четкий, с резкими краями, вытянутый узор. Оттиски черной краски образовывали слова и целые предложения, кое-где перемежались яркими красными литерами. Каждый новый абзац начинался с большой, в пол-листа, красочной буквицы, представляющей собой изящный колоритный рисунок. Тут были и живописные розовые цветы, похожие на лилии, цветущий миндаль или мышиный горох, причудливо извивающиеся стебли и листья с длинными усиками, тянущимися вдоль полей страницы. Удивительно удачно подобранные цвета, служащие фоном буквицы, придавали картинке яркость и колорит. Так, буква «Р», исполненная голубым цветом, с ярко-синими узорами, располагалась на пурпурном фоне с тонким золотистым рисунком, сияющим при свете солнечных лучей.
Орлов с недоумением посмотрел на Василия Северьяновича.
— Что это за книги? Это… это, наверное, очень старые…
— Да не просто старые, Андрей! Это — вообще первая напечатанная книга, «Библия»!
— Гутенберга? — воскликнул Андрей. — А почему она здесь?
— Эта книга считается пропавшей во время войны. О ее существовании не знает никто. Ну, почти никто.
— А как, Василий Северьянович, она попала в ваш сейф?
— Это долгая история, которая никому не известна. В сорок пятом году, когда Красная Армия уже вошла в Германию…
И тут Василий Северьянович поведал Андрею удивительную историю, в результате которой пропавший раритет оказался в его кабинете, историю, окутанную тайной и не имеющей пока продолжения.