За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году

Андрей не был человеком, преклоняющимся перед личностью Ельцина. Но, как и большинство советских людей, он увидел в нем человека, способного переменить жизнь к лучшему, сделать ее более честной, справедливой, достойной. Тогда, в самый разгар перестройки, это было вполне естественным.

Впервые эту свою позицию Орлов публично обозначил, еще работая в «Прогнозе». Как-то раз, кажется это было в восемьдесят шестом, готовясь к политзанятиям, он взял в качестве основы для своего сообщения текст речи Ельцина на съезде, когда тот был еще первым секретарем Московского городского комитета партии. Ельцин тогда очень резко критиковал ЦК, говорил о том, что в партии появились «зоны вне критики», что надо отменить «особые блага для руководителей». Все это воспринималось как проявление необычайной решительности и смелости Бориса Николаевича, который, как тогда казалось, не побоялся выступить против партийной номенклатуры, за демократическое обновление КПСС.

Андрей Орлов, тогда еще старший лейтенант, но уже начальник лаборатории, тщательно проработав выступление Ельцина и почувствовав в нем близкие для себя мысли, с воодушевлением выступил на политзанятиях, к которым каждый сотрудник отдела по очереди готовил какую-нибудь животрепещущую тему. Товарищи восприняли выступление Орлова, особенно когда он делал акценты на «острых» местах, с нескрываемым интересом. Но на следующий день секретарь парторганизации, в общем-то уравновешенный и спокойный человек, с несвойственным ему раздражением сделал выволочку Андрею, будто именно он, а не Ельцин критиковал партийное руководство.

— Знаешь, Орлов, ты меня под монастырь подведешь. Мне за тебя… В общем, из парткома звонили… Больше не пропагандируй этого… — сказал секретарь, уединившись с Орловым в кабинете заместителя начальника отдела. — Ты меня понял?

— Так Ельцин — секретарь МГК! [66]Я-то тут причем?

— Орлов, ты меня понял?

Да. Андрей его понял. Он понял также и то, что в партийной организации Комитета Ельцина еще долго будут считать диссидентом. Несмотря на это, его популярность среди рядовых коммунистов, как, впрочем, среди всего населения страны, росла не по дням, а по часам.

Размышления Орлова прервал неожиданно вошедший в кабинет Иваненко. Было совершенно очевидно, что он взволнован. По-видимому, разговор с Президентом был очень непростой, возможно, тот даже сказал Председателю КГБ России нечто такое, что привело его в тягостное настроение. В руке Иваненко держал какие-то листки с отпечатанным на них машинописным текстом.

— Вот, держи! — Виктор Валентинович протянул Андрею один из листков. — Обращение!

Орлов стал читать.

ДОКУМЕНТ: «Обращение к гражданам России.

В ночь с 18-ого на 19 августа 1991 года отстранен от власти законно избранный Президент страны. Какими бы причинами не оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым антиконституционным переворотом…»

Члены ГКЧП объявлялись «потерявшими всякий стыд и совесть путчистами», а военнослужащие призывались «проявить высокую гражданственность и не принимать участия в реакционном перевороте». Под текстом стояли подписи Ельцина, Силаева и Хасбулатова.

Дочитав до конца, Орлов поднял глаза на Иваненко. Тот в это время стоял у окна и рассматривал теперь уже выросшую в несколько раз толпу перед Белым домом. Было видно, что тексты обращения уже были и там — люди держали в руках листки бумаги, размахивали ими, что-то крича и скандируя.

— Ты понял? В шифровку надо включить это «Обращение» Полностью. И добавить, что органы должны действовать в соответствии с законом. Сделать это надо быстро. А то там у нас могут начудить на территории!

Андрей сел за стол. На чистый лист бумаги легли ровные ряды строчек:

«Председателям Комитетов госбезопасности республик РСФСР. Начальникам управлений КГБ СССР по краям и областям РСФСР. В связи с событиями, произошедшими в ночь с 18 на 19 августа 1991 года Президент РСФСР, Председатель Совета Министров РСФСР и и.о. Председателя Верховного Совета РСФСР обратились к гражданам РСФСР со следующим обращением…».

Орлов не стал переписывать текст обращения, а просто начертил прямоугольник и написал в нем слово «текст». При этом он посмотрел на Иваненко. Тот одобрительно кивнул.