За лесными шеломами

Всеволод Большое Гнездо, в свою очередь, был последователем и продолжателем дела своих выдающихся предшественников — своего отца Юрия Долгорукого и брата Андрея Боголюбского. Но Всеволод был не только продолжателем их дела. Сила его власти, масштабы его влияния на русские земли и его авторитет в них значительно превзошли всё то, чего добились его предшественники. Рязанские и галицкие князья называли его не только отцом, но и господином. Великий князь киевский Святослав униженно просил разрешения предпринять куда-либо военный поход, а его преемник Рюрик вынужден был воевать с тем, с кем считал нужным Всеволод. Показательно, что сам Рюрик был посажен на киевский престол представителями Всеволода. Вот почему современник Всеволода автор «Слова о полку Игореве» обращается к владимирскому князю как к покровителю киевского княжеского престола: «Великий княже Всеволоде! Не мыслию ль ти прилетети издалеча отня злата стола поблюсти».

Владимирский князь постоянно и властно вмешивался в дела южнорусских князей, даже и таких непокорных, как черниговские Ольговичи. Господин Великий Новгород после долгого сопротивления и неоднократных попыток изгнать князей — ставленников Всеволода вынужден был признать себя «отчиной» (то есть наследственным владением князя Всеволода). В 1205 году новгородским князем стал старший сын Всеволода — Константин. Покорение экономически и политически сильной Новгородской боярской республики с её вековыми традициями независимости было особенно длительным и трудным. Всеволод сумел в этой борьбе искусно использовать внутренние противоречия в Новгороде. Торговцы, ремесленники да и крестьяне новгородских земель, страдавшие от феодального произвола и постоянных политических распрей, были заинтересованы в установлении сильной и стабильной княжеской власти.

Через три столетия московские князья, учитывая опыт своих владимирских предшественников, будут опираться на те же слои новгородского общества, ведя упорную борьбу за включение Новгорода в состав единого русского государства.

Нетрудно заметить, что Всеволод в своей политике по отношению к Новгороду следовал тем же принципам, которыми руководствовались владимирские князья и в своей внутренней политике. Городской люд они считали одной из важнейших опор в их объединительной деятельности. Ещё брат Всеволода Михалка в период своего краткого правления счёл нужным «створить людям весь наряд, утвердився крестным целованием с ними», то есть дал горожанам льготы, клятвенно их подтвердив. Всеволод, вступив на престол, следовал этой политике. Старался он и умиротворить крестьян, защищая их от произвола, сам совершая объезды за сбором дани. В некрологе Всеволоду, помещённом в летописи, даже говорится, что «он суд судя истинен и нелицемерен, не обинуяся лица сильных своих бояр, обидящих меньших и работящих сироты».

Не следует обольщаться словами летописца, написанными едва ли не в духе обычных средневековых панегириков, посвящённых христианским правителям. Но здесь всё же можно видеть стремление Всеволода успокоить деревню и город, упорядочить княжеский суд, памятуя о восстании 1174 года.

Всё это, конечно, ни в коей мере не означает, что отношения между князем и простым людом были сколько-нибудь идиллическими. Борясь с феодалами-сепаратистами, князь сам оставался крупнейшим феодалом, хотя его объединительная деятельность и была прогрессивной и совпадала с интересами русского народа в целом. Что отношения народа и князя были далеки от идиллии и гармонии, свидетельствует хотя бы только тот факт, что в 1185 году в городе были «страх, колебание и беда», то есть городское волнение. В 1194 году князь в целях безопасности начинает возводить каменные стены детинца. Под княжеский детинец, то есть под свой непосредственный контроль, он потом переводит и пристани на Клязьме, и Торг, подлинное средоточение городской жизни.

Успешно осуществляет Всеволод и свою внешнюю политику. Один за другим в 1183, 1186 и 1205 годах он организовал ряд успешных походов на тюркское племя волжских булгар, постоянно мешавших нормальной торговле русских купцов на Волге. Всеволода глубоко уважал германский император Фридрих Барбаросса. Дружественные связи он поддерживал с Византией, Арменией и Грузией.