За лесом — Березовая Роща

— Мороз, как на беду, так и щипал за уши, — говорил Василий, качая на коленях Михаську. — Но от быстрой ходьбы вспотел, даже шапку сдвинул на затылок. Прошел лесом, пробрался через сугробы в поле. Вот и усадьба Халимона за тяжелыми дубовыми воротами. В окнах не видно огня. Неужто бабы, — подумал тогда, — не прядут? Невольно оглянулся, почудилось, будто кто-то затаился за высоким забором и следит за мной. Пошагал еще быстрее. Но что это? Где моя хата? Иль, может, я заблудился? На снегу черное пятно, посреди торчит столб — да это же печная труба! Только тогда понял, какое несчастье свалилось на нас. Родные вы мои, как я вас люблю, мои вы детки. Живые! Не горюйте, мои дорогие, не плачь, Анисья! Не пропадем!

Все начинать сначала

…Ночью Василинка проснулась от маминого плача. Отчим просил успокоиться, не надрывать душу:

— Ну чего ты так горюешь? Радуйся, что все живы остались. А хозяйство понемножку наживем!

Василинка подумала: все надо начинать сначала, начинать с нуля…

А двери в дом почти не закрывались. Шли соседи не только с утешением. Каждый приходил не с пустыми руками. Отворила дверь и старая Халимониха. Зашла, поздоровалась и положила на лавку напротив печи кусочек сала, завернутый в тряпицу.

— Ну, как живете, соседи? — спросила, немного помолчав.

— Живем, хлеб жуем, — бодро откликнулся Василий. На столе лежала краюха, только что принесла Вера, жена Семена.

— Оно, конечно, конечно, но как же дальше? — посочувствовала старуха. А не поехать ли тебе, Василька, по деревням на чьем-нибудь коне? Погорельцу каждый подаст.

— Спасибо, соседка, за совет. Вот попрошу твоего Лаврена запрячь мне коня, — сказал Василий.

Халимониха не ждала такого поворота.

— Оно, конечно, ведерко овса всыпать можно, а вот с конем… На коне батрак из леса дрова возит.

Она еще немного потопталась у порога и покинула дом.

Василинка на мгновение представила, как отчим ездит по деревням, останавливает коня возле каждого дома и низко кланяется: «Помогите, люди добрые, погорельцу!»

В ту ночь вся семья долго не могла уснуть. А на рассвете Василий поднялся и стал одеваться. Сказал тихо, чтобы не разбудить детей:

— Пойду подымать людей. Поедем лес валить.

Мать обхватила Василия за шею.

— Школа у тебя в мыслях сейчас, когда у нас нет крыши над головой? — Из глаз снова покатились слезы.

— Да успокойся ты, не плачь, слезами горю не поможешь. Враги хотят, чтобы я отступился от всего, бросил начатое дело! Но пусть не радуются, не сдамся! Пока стоит санный путь, вывезем бревна, а то целая неделя впустую прошла. Весной парни очешут их и напилят досок, а я на некоторое время отлучусь в заработки. Не горюй, Анисьюшка!

Мать тихонько всхлипывала. На словах — как по маслу все пойдет, а как же теперь быть? Тоня лежит больная: простудилась на пожаре, бегая босиком по снегу. Остались без куска хлеба, без одежды, в чужом доме…

Ленинские слова

Широко распахнув двери, Ананий неподвижно застыл на пороге и не мог произнести ни слова.

— Холода напустишь в дом! Закрой двери! — прикрикнула мать.

— Ленин умер! — с трудом разжал непослушные губы Ананий и заплакал.

— Неправда! — бросилась к нему Василинка. — Откуда ты знаешь?

— В газете написано. Учитель нам читал…

Между высоких сугробов была протоптана тропинка: не она одна, Василинка, торопилась в школу, чтобы узнать обо всем.

Сжав за спиной руки, учитель взволнованно ходил по классу.

Заходили один за другим люди. На столе лежала развернутая газета. Знакомый портрет вождя в черной траурной рамке.

Значит, правда…

Словно издалека доносятся слова учителя:

— Пойдем, товарищи, завтра все вместе в местечко на траурный митинг…

Если бы кто мог тогда глянуть сверху на дороги, которые сходились со всех сторон в местечко, так подумал бы, — стремительно текут невидимые реки. Из Заболотья и Задвинья, из Криниц и Равченок, из Березовой Рощи — отовсюду шли люди. Шли взрослые и старики, молодежь и подростки. Шли сосредоточенные, молчаливые, — спешили. Несли в своих сердцах маленькую искорку надежды: а может, неправда, а может, сейчас скажут, что Ильич живой…

Небольшой клуб не мог вместить такой огромной толпы. Траурный митинг начался под открытым небом. Мужчины в армяках, кожушках и свитках, закутанные в теплые платки женщины, подростки в отцовских шапках стояли на морозе, который леденил руки и ноги, серебрил ресницы и брови.

С портрета смотрел, как живой, Владимир Ильич. Тяжелыми складками падал с древка красный флаг с черной полосой, неподвижный в сизом морозном воздухе. На мгновение показалось, будто огромная черная тень укрыла занесенные снегом окрестности. Василинка невольно закрыла глаза, а когда открыла, то увидела себя в самой середине толпы, тесно обступившей ее со всех сторон. Рядом с ней в шинели и буденовке стоял отчим.

Громкий голос прорезал морозный воздух.

— Товарищи! — сказал секретарь волостной партячейки, входя на крыльцо.

Все затихло, люди замерли на месте.

— Товарищи! — повторил секретарь, — сегодня вся наша страна провожает в последний путь вождя мировой пролетарской революции — Владимира Ильича Ленина…