За листопадом небо. Мужской роман-исповедь

– Босс, я пытался до вас докричаться! Bitte, не такое задумчивое и пафосное лицо! Нет, не улыбайтесь! Простите, но выглядит глуповато. Шеф, будьте человеком, а не философом в лавровом венке. Но без трусов! Поправьте очки, они сейчас упадут с носа. Еще одна постановка кадра и я закончу!

Последнюю реплику он бросил остальным участникам рекламной фотосессии, начавшим скучать и покрываться мурашками озноба.

Андре переставил свет и отрегулировал штатив на нужной высоте. Посмотрел на нас оценивающе и снова отдал нам всем пару своих команд. Только после этого, включив на камере режим выдержки, он в один прыжок его длинных ног занял место между нами, вскинув голову так, что его пышная темная шевелюра взметнулась вверх.

Так потом и осталось на снимке. Все приглаженные и зализанные, а он взъерошенный и одухотворенный, чем-то похожий на Эйнштейна в молодости.

Когда все разошлись, конечно, предварительно одевшись, мы с Маттео и его возлюбленной Сабиной допили остатки коньяка. Закурили. Я с другом на этот раз – «Louixs», а Сабина свои пряно- фруктовые «Treasurer».

– Что ты хочешь, чтобы я тебе подарил на день рождения, кроме твоих любимых «Arturo Fuente Opus» [2]? – спросил Матт, выдыхая дым.

– Я в доле! – предупредила Сабина.

– Ты приглашена! По эмоциям и итогу сегодняшней рекламной фотосессии, Матт, мне достаточно в качестве подарка и твоей идеи! Сначала я отнесся скептически к такой задумке, но теперь верю! Дело выгорит! Представляю рожи и матерные выражения наших конкурентов! К тому же ты сам и Сабина поучаствовали в съемках. Премного благодарен! – расшаркался я.

– Мани, хочешь, мы съездим на Lebendiger Weinberg /* нем.: буквальный перевод – живая виноградная гора[3]/, продегустируем что-нибудь из их винных погребов? Я проставляюсь! Любой твой каприз в этот день за мой счет! Тем более, что и тебе и мне нравится их кухня. – предложил мне друг.

На том и остановились. Мой день рождения 19 сентября. Здесь, на юге, погода баловала солнечными днями. В этот день мы запланировали вылазку в винный келлер на большой горе, со всех сторон поросшей виноградниками. Там находился отель- ресторан с собственной винодельней.

Стоило присесть за стол на открытой террасе с видом на сбегающие вниз с горы зеленые ухоженные ряды, с еще не полностью убранными синими и янтарными гроздьями, – перед нами ставили плетенку с горячими, с запеченной корочкой ломтями домашнего хлеба и двумя- тремя «намазками». Для пробы нам приносили несколько бутылок из погреба. Потом на деревянной доске подавался сыр, нарезанные ломтики, четырех-пяти сортов. Я предпочитал их твердый, из овечьего молока, дома выращенный сыр с коричневой коркой, пусть жирноватый, но с приятным послевкусием на языке, или тающий во рту Walnuss Schmelzkaese /*нем.: плавленный сыр с грецким орехом/. А Маттео направлял в рот кусочек мягкого рокфора, с голубой плесенью, запивал его глотком рубинового цвета вина и закатывал глаза. От наслаждения.

Мы говорили о чем-то важном, как нам казалось в тот отрезок времени, и думали, в который раз, что жизнь удалась, и снова повернулась к нам передом!

Глава 2. Мама и листопад

– Мама, а что там за листопадом? Откуда падают и падают на нас все эти листья?

– Сын, запомни, они сыпятся только с неба! Поверь мне! Как и все, что получаешь ты в своей жизни! К нам все приходит именно сверху. Или нет! Никогда ничего хорошего оттуда не падает. Можешь и не ждать! Надейся только на самого себя!

Я убеждаюсь постоянно, как только отпущу себя в замыслах и даже мечтах, начну готовить праздник, все вдруг летит в тартарары! И ничего из запланированного ранее и кому-то обещанного не случается. Да-да, это все о том же, как рассмешить Бога!

Впрочем, в него я не верю! В моей семье, как я теперь из воспоминаний сознаю, никто и никогда в Бога не верил. Поэтому не надеялся на его снисхождение и помощь.

Что помнит каждый из детства? Друзей? Игрушки? Большие семейные посиделки? Рождественскую елку с яркими подарками, якобы от Деда Мороза? Отпуск где-то в райском уголке на этой планете? Нет!

«Маму и листопад!», – сказал бы я первое, что пришло в голову, не задумываясь. Остальное отсекается. Не потому, что было незначительным. Бабушка, дедушка, семья, дом, папа. Из перечисленного ничего этого не было!

Главное, почему мать лишила меня возможности общаться с отцом?!

По прошествии стольких лет, когда я сам стал дважды папой красавиц- дочек, мне это непонятно вдвой не. Даже спустя девять лет супружеской жизни, после развода с женой Карин, я не перестал быть своим девочкам – Сибилле и Софи внимательным и заботливым отцом. Без какого-либо примера для подражания в моей семье, состоящей лишь из мамы и старшего брата.