Мама на ходу, взметнув свободную руку с ухоженными наманикюренными пальцами, сама всмотрелась ввысь, будто там вообще можно было что-то разглядеть через летящее над нами облако. Затем авторитетно, словно говорила не со мной – берлинским детсадовцем, а с кем-то взрослым, подвела итог сказанному:
– За любым событием в судьбе, как и за листопадом, есть и остается только небо!
– Значит оно живое? Или там все-таки есть Он?
Уже в те свои пять лет я пытался добиваться сути и быть объективным:
– Но ты же говорила, что Бога нет! Там наверху…
– Манфред, не глупи! Запомни и больше не спрашивай! Небо – это больше чем Бог! За листопадом, который кружит вокруг нас и повсюду, есть только небо.
Да, спорить с моей мамой не отваживался никто. Из-за ее характера. Его не требовалось описывать. Никак. Характер у человека или есть, или нет. У нее он был.
И я вгляделся тогда через прозрачный воздух вверх. Пытался понять, кто же там разбрасывает на нас листья?
Словно паря в невесомости, как космонавты, только без скафандров и едва заметные на вид, там летели две фигуры. Я то видел их, то казалось, они растворялись в ноябрьском холодном воздухе. Я всматривался в их лица до слез в глазах из-за холодного ветра. Затем улавливал лишь очертания больших в несколько метров тел цвета разбавленного белого молока. Мне даже казалось, что я слышу размеренный шорох их белых, то ли из снега, то ли из мягких пушистых перышек крыльев.
Открыв рот от удивления, я не замечал, что торможу срывающуюся уже на бег, из-за постоянных опозданий, Mutter. Я рассматривал пышные, будто седые шевелюры до плеч. Как бы фотографировал глазами, чтобы потом взять из памяти эту виденную мельком картину. И написать. Маслом или акварелью. Как уже учил меня опа Вилли.
– Мама, значит, это ангелы осыпают нас листо-
падом?
– Мани, ты на редкость тупой ребенок. Если нет Бога, то откуда взяться ангелам?
Двое, спустившихся с небес пониже, чтобы расслышать разговор женщины и ее сынишки, рассмеялись. Но один из полупрозрачных созданий одернул своего собрата:
– Она перестала в нас верить после гибели ее родителей, а вскоре и любимого.
– Да, я помню ее еще девчонкой. Семнадцать ей было. Как она рыдала над его бездыханным телом! Маркус тогда был дежурным по убитым. Она так пронзительно кричала! Посылала сначала проклятия нашему боссу, а лишь потом разуверилась. И в нем, и в нас.
– Полетели повыше! Мне кажется, или этот пацаненок нас отчетливо видит?!
– Ага, еще корчит рожицы!
С годами во мне выработалась привычка – не воспринимать все только с позиции сомнения, а пытаться себя распахивать для всего нового и, может быть, с трудом, но стараться понять и принять даваемые судьбою шансы. Но чаще это были ее удары.
Глава 3. День рождения
Я спал. Еще не рассвело. В моей спальне нет обычных окон в стене. Есть только одно большое, два на два метра в потолке, вернее, вырезанное в скате крыши. Окно к звездам.
Так придумал Маттео, однажды выгодно купив полуразрушенное здание какой-то фабрики в центре города и начав его перестраивать в офисные помещения и в отдельные квартиры. Одну такую я теперь, после развода с Карин, снимал у своего друга.
Мне подходило в этом жилье всё: расположение в центре Карлсруэ и соседство, буквально в том же дворе, с моим Дизайнерским Ателье МаМа.
По-дружески Матт заключил со мной договор на символические две с половиной тысячи евро в месяц, с отоплением. За аренду офиса и жилья одновременно. Это копейки в сравнении с тем, что платят другие.
Единственной проблемой является поиск свободной парковки. Из-за выгодного по всем меркам расположения в центре города мне иногда приходится кружить около получаса, прежде чем втиснуться в свободное пространство между другими авто. Особенно вечером.