За Лувром рождается солнце

– Так вот оно что! – воскликнула Элен, сообразив, что мы имеем дело с моим преследователем.

Она этого не высказала, но взгляд ее говорил достаточно ясно: "А он тертый калач, этот браток!", явно забыв, что греки предпочитают лепешки.

– ... И насмотревшись мух, – добавил я, – вы стали таким же назойливым, как и они.

Он улыбнулся. Чистый мед. И поклонился. Похоже, у него гибкая поясница.

– Второй ваш образ мне понятен. Иными словами, вы утверждаете, что я следил за вами.

– Совершенно верно.

– Не скажу, что пришел специально затем, чтобы извиниться, сударь, но почти что...

– К делу, – сказал я. – Что вам от меня нужно?

Он заколебался, потом произнес:

– Ничего. Я просто зашел извиниться за свое неприличное поведение этим утром. Да, в конце концов, ничто вас не обязывает удовлетворять мое глупое любопытство. Мне лучше извиниться и уйти. И так с моей стороны крайне невежливо досаждать вам таким образом.

Я задержал его.

– Останьтесь, – сказал я. – Помимо всех других соображений мне бы очень хотелось узнать, почему вы за мной наблюдали.

Он огляделся:

– В ногах правды нет. Не могли бы мы где-нибудь присесть, чтобы поговорить спокойно?

– Пойдемте, – сказал я.

Я провел его в свой личный кабинет и указал на стул.

Он уселся, спросил разрешения угостить меня турецкой сигаретой, даровал одну себе и предложил прикурить от зажигалки, как мне показалось, из литого золота.

Когда со всеми этими светскими штучками было покончено, он заявил:

– Сударь, Париж – удивительный город...

Это звучало, как речь, адресованная председателю муниципального совета. Я не был председателем муниципального совета, но поддакнул. Это никого не компрометировало, включая сам Париж.

– ...В нем происходят события...

Он подыскивал слово.

– ...удивительные, – подсказал я.

– Именно. Мне не хотелось бы повторяться. Сегодня утром, как почти все эти дни, я скучал в холле гостиницы "Трансосеан". Однако накануне мы развлекались и, казалось бы, что-то должно было остаться в настроении...

Правда, развлечение могло быть не по вкусу дирекции отеля, но мне-то какое дело?.. Короче говоря, мы узнали, что один из постояльцев гостиницы... человек, с которым я, кстати сказать, был слегка знаком, ибо мы здоровались при случайных встречах в коридоре или лифте... господин Этьен Ларпан...

– ...был убит?

– Да. Уже само по себе довольно необычайное происшествие, не так ли?

Я сделал гримасу:

– Знаете ли... Мне оно кажется весьма заурядным.

– Вам – может быть. Вы детектив. Не я... Потом мы узнаём, что этот господин Ларпан был... как вам это сказать?

– В сложных отношениях с законом?

– Да. Все это страшно увлекательно.

– И что дальше?

– Гм...

Он выглядел растерявшимся:

– Я вам докучаю, сударь?

– Совсем нет, продолжайте.

Он пробежался пальцами по полям своей шляпы. Его пальцы были полноваты, что не вязалось с его худощавым лицом.

– Да, да, – произнес он. – Я чувствую, что вам докучаю. Ну... буду покороче...

И он закатил целую речь:

– Я почувствовал интерес к господину Ларпану. Вы ведь можете понять, что мне было скучно? Очень скучно. И я докучал другим. Но... буду короче. Я был в холле, когда услышал, – о, совершенно невольно! – как вы спрашивали, у себя ли Женевьева Левассер. А я знаю, что Левассер...

Он ухмыльнулся. Ухмылкой сплетника. И продолжил:

– ... была любовницей Ларпана. И я сказал себе: смотри в оба: этот человек имеет касательство к Ларпану. Я имею в виду ваше посещение. Что и говорить, меня это заинтриговало и я принялся за вами следить, господин Бурма, Сам не знаю, зачем. Наверно, ради игры. Когда же я убедился, что вы частный сыщик, я чуть не запрыгал от радости. Это превзошло все мои ожидания. Мне не могла не нравиться эта таинственная атмосфера, если вы представляете, что я хочу сказать. Но позже я призадумался и понял, что мое поведение было неправильным, нетактичным в конце концов, и моим долгом, как светского человека, было извиниться перед вами. Я чувствовал, что вы заметили мои уловки и наверняка подумали обо мне Бог весть что. При вашей профессии это естественно... Извольте же, очень вас прошу, господин Нестор Бурма, принять мои глубочайшие извинения.

Он сделал вид, что встает.

– Минуточку, – произнес я.

– Да?

– Вы говорили о глупом любопытстве, которое я мог бы успокоить.

– Мне бы не хотелось злоупотреблять...

– Не стесняйтесь.

– Ну так вот. Глупость – подходящее слово. Я глупо счел, что вы, зная господина Ларпана...

– Я не знал господина Ларпана, – сказал я.

– Вы меня удивляете.

– И тем не менее это так. Он покачал головой:

– Не верю. Ничего не могу утверждать твердо, но мне кажется, что однажды Ларпан...

– Однажды?

– ...назвал ваше имя. Оно довольно характерно, необычно... Конечно, я не могу утверждать твердо... Тем более, что вы утверждаете прямо противоположное...

Я промолчал. Он продолжал:

– ...Итак, я говорил, что глупо подумал: раз вы знакомы с господином Ларпаном... Но если вы его не знали, это совершенно меняет дело.

– Действуйте, как если бы я его знал.

– Ну...

Его глаза загорелись: