За мертвой чертой

– Прекрасная погода, не правда ли, – со странным скрипом, даже визгом прозвучало во мгле. – Если умирать, то только в подобной обстановке: в тишине, при ясном сознании, когда никто не донимает и ничто не торопит.

Несмотря на скрипучие интонации, я сразу узнал голос дона Кристобаля. Это он, этот дьявол, подвёл меня к последней черте, сделав палачом, а что может быть мерзче исполнения оных обязанностей! Почему именно меня он выбрал для своих распроклятых замыслов? Потому что разглядел во мне безвольного, легко управляемого типа, хорошо поддающегося гипнозу? Или в душе несчастного Аркашки имеется особый изъян, способный и без гипнотического воздействия подвигнуть его к чёрному грязному делу?

Достав пистолет, я взвёл курок и упёр ствол в бок чудовища, сидевшего рядом.

– Стреляйте, мой друг, – сказал испанец с нескрываемой издёвкой. – Так легче решить проблемы, возникшие из-за слабой нервной системы! Достаточно только прикончить ближайшего сподвижника, который оказал тебе немалые услуги и всегда спешил на помощь, и на душе сразу станет хорошо. Ну, смелее, нажимайте на спуск!

– Вы сам сатана, – хрипло выдавил я, с трудом выговаривая слова.

– Сатана – не гаже подонков, из-за которых вы так убиваетесь, не гаже. Успокойтесь, амиго! Вы действительно выполнили грязную работу, но на кого было её возложить? Кто другой мог бы произнести столь пафосную речь, какую от вас услышали на кладбище? Один из энергетических сгустков, материализованных фантомов, которых я привлёк для охранения и исполнения похорон? Но достаточно ли убедительны были бы его слова? А ваше выступление убедило людей потому, что вы тоже испытывали душевные страдания, и все это видели. И вы один из них, такой же горожанин, как и остальные. Вы здесь выросли, и многие вас знают.

Дон Кристобаль отобрал у меня пистолет и положил себе в карман.

– Позже вернём его магазину. А теперь вставайте, Аркадий, нам надо как можно скорее попасть в наш замечательный гостиничный номер, к которому мы так привыкли.

Очутившись в давно обжитых комнатах, испанец позвонил, и нам принесли графинчик охлаждённой водки и какой-то закуски. Он налил мне полный стакан, я опростал его, не отрываясь от кромки стекла, и почти сразу же захмелел.

– Простите, юный сеньор, – доносилось до меня сквозь алкогольный дурман, – что я использовал вас для достижения целей, которые передо мной были поставлены. Но это был самый ближний путь, и он требовал наименьшее количество жертв. Да, умерщвлены убийцы, причём публично и непривычным для сегодняшнего дня, жестоким способом! Но, обратите внимание, – мы не погубили невиновных, наоборот, защитили тех, которые в скором времени непременно тоже стали бы жертвами преступников. Некоторых из них перед тем, как предать смерти, подвергали бы изощрённым издевательствам и даже пыткам. Представьте, что испытывали бы ни в чём не виноватые люди перед своей кончиной под ножом супостатов! Теперь же потенциальные злодеи трижды подумают, прежде чем взяться за нож или другое оружие, потому что их ждёт страшная казнь. Вспомните Запорожскую Сечь! Там каждый был вооружён и имел большой опыт военных столкновений. Пролить чужую кровь казаку было в порядке вещей, но убийства среди своих случались крайне редко. С этого момента и в Ольмаполе прекратится всякая мокруха, народ вздохнёт свободно, и не будет опасаться, что на него нападут уже за ближайшим углом.

– Моя жизнь изломана.

– Знаю, тяжкий груз казни будет давить на вас до последнего вдоха. Но величина тяжести зависит от того, как об этом думать. Давайте заглянем в одну-две квартиры, куда смерть нежданно постучалась бы уже в ближайшие недели.

Испанец совершил знакомое почти неуловимое движение рукой, и перед нами предстали две девчушки, которых мы видели на улице с крыши высотного здания. Далее я в мельчайших подробностях увидел, как их насилуют, а затем убивают, нанося многочисленные ножевые раны, выкалывают глаза и отрезают груди. А рядом виднелись лица их отцов и матерей с печатью неизбывной печали.

– Теперь обе девочки защищены до конца дней своих. А жить они будут до ста лет и дольше. Они выйдут замуж и нарожают детей, которые станут достойными гражданами процветающей высоконравственной страны. Разве ваша жертва не стоит того?

– Выпейте со мной, – сказал я, еле ворочая непослушным языком. – Если только я вам… вы мне… Если сочтёте возможным.

– С хорошим человеком почему не выпить? С большим нашим удовольствием!

Он выпил и снова налил.

Его слова заволакивали мысли и устраняли черноту эмоций. В какой-то степени я успокоился, хватил ещё один стакан водки, свалился на постель и проспал до утра. Проснувшись, посмотрел в зеркало и вспомнил Зинины слова. Виски и вправду обметало сединой; заиндевела и прядь волос, ниспадавшая на лоб. И, пожалуй, я постарел лет на пятнадцать.

Дон Кристобаль, уже собранный, безмолвно стоял у окна, открывавшего вид на площадь с автомобилями и прохожими.

– А если бы я отказался от роли Малюты Скуратова, что тогда? – спросил я, уставясь ему в спину.