За миг до тебя

– Уф-ф. Ты не обижайся на меня, девочка, ладно? Трудно сразу ответить на такой сложный вопрос. Я куплю тебе самую лучшую машинку, шей на здоровье! Но прошу тебя, подумай на досуге и об учебе. – Полина кивнула. – Ну и молодец! Моя младшая дочь Тамрико очень любит танцевать. А как танцует – душа поёт! Я никогда не запрещал ей танцевать, хотя вижу, на какие жертвы она идёт ради искусства. Худая, вай-вай, ветром уносит. Ест только лобио и мхали, как курочка клюёт фосоль. Каждый день репетирует – ни дня не пропустила. Я на всё закрываю глаза, потому что знаю – девочка развивается всесторонне, зачем мешать. Скоро поступит в институт и времени танцевать не останется…

Через неделю они вновь вернулись к этому разговору.

– Что ты скажешь дяде Гии по поводу будущей профессии?

– Я хочу шить.

Он молчал и устало рассматривал носки домашних вельветовых туфель. Принял её за умственно недалёкую?

– Не просто шить на машинке по журнальной выкройке и пришивать чужие пуговицы, – по мере рассказа Полина воодушевлялась, – я хочу сама, понимаете, сама придумывать наряды, делать выкройки и подбирать пуговицы.

– Кажется, я понял, о чём ты. Ты выбрала профессию модельера, сейчас её модно называть – дизайнер одежды. Тамара говорила мне, что у тебя получаются красивые зарисовки, но ты их никогда не заканчиваешь. Больше похоже на схемы… Я мог бы догадаться. Мы сделаем вот как: завтра Гриша после школы отвезёт тебя в универмаг, там широкий ассортимент ткани. Купишь всё, что нужно и продемонстрируешь дяде Гии, на что ты способна.

Глава 12

Полина в полубредовом состоянии прометалась всю следующую ночь. Утром не смогла подняться к завтраку. Вернувшийся с работы Георгий Давидович не на шутку испугался, увидев её пожелтевшее лицо с запавшими глазами.

– Простудилась? – спросил у Веры Дмитриевны.

– Доктора вызывали днём. Сказал – ОРЗ, острое респираторное. Они всегда так говорят, когда затрудняются в диагнозе. Таблеток понавыписывал, снотворного, отравы всякой… Я уже была в аптеке.

– Давайте ей соки, фрукты. Пусть пьёт больше жидкости, – и погрузил крошечную Полину ладошку в свою: – Что с тобой, дочка? Где ты простыла?

Девочка слабо улыбнулась и подумала: «В сердце…», но ответила: «На улице».

Она долго вчера перебирала ткань, любуясь цветом, многообразием узоров и ощущением прикосновения к коже. Воображала, как приятно закутать тело в шёлк, на плечи бросить прозрачный газ и мех под ноги. Однажды Поле довелось перешивать платье из настоящего японского шёлка – бирюзового с вкраплением малиновых роз. Тёте Ире Чумаковой так понравился обновлённый вариант, что она подарила девочке неиспользованные лоскуты. Хватило их на мини-топ с вставными рюшами, но красивее вещи в Полининой жизни ещё не было. В универмаге она нашла лишь искусственный шелк, который в рулонах смотрелся красиво, а на теле противно слипался и трещал.

– У вас есть что-нибудь настоящее? – всполошила девочка необычным вопросом воркующих продавщиц. Они словно по команде уставились на неё, округлив и без того округлённые обводкой глаза:

– Здесь всё настоящее…

– Да ты не поняла, Надь, она про натуральную ткань спрашивает.

– Из натуральной – только ситец на простыни.

– Да ты чё говоришь-то, лён есть. Вчера привезли. Лён не нравится, вон пальтовая ткань почти вся на шерстяной основе…

Женщины зачастили без умолку, перебивая друг друга и комментируя. Видимо Полин вопрос был первым серьёзным за сегодняшний день.

– Можно лён посмотреть?

Тут же верхние рулоны сместились вниз, обнажив материал с хорошо заметным квадратным плетением и кое-где сбитыми узелками. Цвет Полину устраивал, светло-коричневый. Естественный для льна.

– Ой, вспомнила, фланель же тоже натуральная. Не нужно? Ночную рубашку можно сшить…

– Покажите.

Фланель мрачно-фиолетовых тонов с красными маками девочка забраковала сразу, но продавщица Надя не унималась – из-под прилавка извлекла «пелёночный» вариант: голубенькую, розовую и охровую фланельку, гармонирующую с тоном выбранного льна.

– У детской дольше ворс не скатывается при стирке, у неё ткань плотнее, пощупайте!

Выбор девочки в пользу охры удивил продавщиц и укрепил во мнении, что так называемый «цвет детской неожиданности» не только не скатывается, но и скрывает следы младенческих какашек. Время экономит на уроки…

Покидая отдел, Полина поймала обрывок свистящего шёпота: «Такая молодая и туда же! Где их мужики находят?»

Увидев в толпе знакомое лицо, она чуть не выронила свёртки. «Митяй…» Взъерошенные лохмы, веснушчатый нос и крупные губы, усеянные пузырьковым герпесом.

– Митька, постой! – разгребая людей локтями, Поля догнала мальчишку. – Да погоди же ты!

Он сразу стал вырываться:

– Ты кто? Пусти! Чё надо?

– Я Полина, чудик, забыл?

Зоркий прищур глаз и ура – узнал!

– А, ты… Куда задевалась? Я новую хату нашёл. Ждал тебя, ждал, пока не выгнали.

Ей стало стыдно:

– Я тоже дом нашла, то есть меня нашли. Я живу у очень хорошего человека.

– Мужика, что ль?

– Да.

– Ясно, – герпесовые губы противно осклабились, – ну лана, давай, не кашляй.

Он хотел уйти, но Поля крепко вцепилась в рукав замасленной куртёнки: