За миг до удара

– Нет, не понимаете. – Она посмотрела мне в глаза, прочла мои сомнения, и мне стало неловко. – Он даже, когда в школе ещё учился, никогда к Диме не прибегал и не жаловался, если его обижали или даже били. До абсурда доходило: придёт домой весь в синяках, в крови, Дима его спрашивать начинает, за что, мол, тебя, за дело или как? Тот отвечает, что просто так взяли и избили за то, что не курит. А кто избил – не говорит ни в какую. Дима с отцом просто злостью исходили, так у них руки чесались наказать подонков, а он молчит. Потом, когда постарше стал и сам кого хочешь избить мог – карате занимался, – признался, что молчал, потому что не хотел стать причиной чьей-то боли, пусть даже его обидчиков. Теперь представляете себе его характер?

– Теперь представляю, – пролепетала я пристыженно. – Таких, как он, очень мало.

– Он мне всегда чем-то князя Мышкина напоминал, – улыбнулась опять Ангелина Степановна, – такой же мягкий, стеснительный, поразительно честный, бесконечно добрый, немного наивный и робкий…

– Дима нам говорил, что в последнее время вам кто-то звонит и дышит в трубку, – осторожно начала я переходить к делу. – Вам кажется, что это Алёша?

Она нахмурилась, и губы её дрогнули. Мне показалось, сейчас она заплачет, но Ангелина Степановна сдержалась и быстро проговорила, отведя глаза:

– Да, кто-то звонит иногда и молчит. И мне кажется, что это Алёша. Я это сердцем чувствую. Раньше я что-то говорила, спрашивала, кто это, зачем балуются, а теперь сразу бросаю трубку. Но это ещё ерунда, на самом деле. Я бы на эти звонки и внимания не обратила, если бы не одно более веское обстоятельство…

– Да? И какое же? – чуть не захлебнулась я чаем.

– Только вы Диме ничего не говорите – не хочу его расстраивать. Да, может, и кажется мне это все – сами понимаете, только об этом и думаю.

– Так что же все-таки произошло? Нам необходимо знать все, любая мелочь может оказаться полезной.

Она помолчала немного, задумчиво крутя пустую чашку в руках, потом, бросив мимолётный взгляд на закрытую дверь в другую комнату, тихо произнесла:

– Лёша здесь бывает…

В этот момент я как раз перекусывала сушку, и её хруст в сочетании с услышанным произвёл эффект разорвавшейся бомбы – у меня в мозгах все помутилось, глаза расширились от ужаса, я замерла с открытым ртом, и чашка в моей руке затряслась.

– Что? Как вы сказали? – выдав ила я.

– Да вы не волнуйтесь так, – испуганно проговорила она, глядя на меня.

– На вас лица прямо не стало. Не в буквальном смысле, конечно, он приходит, а… как бы вам сказать… – Она опять посмотрела на дверь. – В общем, у Лёши комната вон там. Я все его вещи по своим местам разложила, когда стало ясно, что он точно пропал. А потом мне приснилось, что его нунчаки не в шкафу лежали, куда я их сунула, а под кроватью. Утром проснулась, у отца спросила, он тоже сказал, что Лёша их все время под кроватью держал. Пошла я в комнату, чтобы переложить, и знаете что? – Она посмотрела на меня долгим взглядом, будто решая, стоит ли мне говорить или нет, и наконец закончила:

– Нунчаки уже лежали под кроватью. Бред, скажете?

– Не скажу, – соврала я. – А может, вы их туда и положили с самого начала?

– Нет, – тихо, но твёрдо произнесла женщина, – я их туда не клала.

Отлично помню, что сунула их в шкаф. И потом, я ведь там часто убираю, и не один раз видела их в шкафу, – она вдруг усмехнулась. – Вот вы на меня смотрите сейчас, как на помешанную, а ведь я вам самого главного ещё не рассказала…

– Неужели ещё что-то было? – опешила я.

– Да, – просто ответила она, – все главное началось как раз после этих злополучных нунчаков. Раньше ведь я не обращала внимания на то, что и где лежит в его комнате, а тут невольно начала приглядываться. Сначала пропала его ручка.

Была у него такая, набранная из разноцветных пластмассовых колечек, он её сам когда-то сделал, ещё в школе. И она все время у него на полке рядом с тетрадями и блокнотами лежала. На работу он её не брал, потому что уж больно она несолидная, а дома все время ею пользовался. И вот пропала недели две назад. Я все обыскала – нету. К отцу – он говорит, что вообще туда не заходил, в общем, мистика, да и только. Грешным делом начала на Диму думать, но спросить постеснялась – он у нас строгий, да и нервничает много в последнее время, после того, как Лёша пропал. Но уверена, что он эту ручку не брал, потому как терпеть её не мог и все время Лёшу ругал, что, мол, у того ещё детство из головы не выветрилось, игрушками балуется. А потом отец у него все же спросил, как бы между прочим, дескать, помнишь Лешину ручку? Тот сказал, что, естественно, помнит и что видел её недавно в Лещиной комнате на полке.

– Может, завалилась куда? – предположила я, обдумывая услышанное.

С укоризной взглянув на меня, Ангелина Степановна ничего не ответила и стала наливать себе кипяток. Затем добавила в чашку заварки, сахару и стала задумчиво помешивать чай маленькой мельхиоровой ложечкой.

– Вместе с ручкой тогда ещё и один блокнот пропал, с зеленой корочкой.