За мной должок

— Обязательно.

— Клево. Мне б такую работенку непыльную. О-ой. — Он вздохнул так тяжело, нагибаясь, чтобы снять ботинки, что женское сердце от жалости дрогнуло. — А то пашешь, пашешь, и ни фига. Зарплату уже полгода не дают. И это еще, говорят, хорошо. Бывает хуже.

Я указала ему на диван.

— Вот сюда садись. Я кофе сварю пока. У меня с восьми до десяти перерыв на ужин.

— А ты что, сутками, что ли, работаешь?

— Ага. Бывает и сутками. Как получится.

— Это кем ты работаешь? — Голос Маленького зазвучал подозрительно. Он оглядел оценивающе мое временное прибежище. — Уж не…

— Ты у меня сейчас в окошко вылетишь. Полет долгий будет. Понял, неблагодарный? — Я немного разозлилась, хоть на пьяных, как и на детей, обижаться грех.

Он поднял руки вверх, словно защищаясь от меня, и залепетал:

— Ой, прости, красивая. Дурак, дурак, дурак.

Я пошла на кухню, сварила кофе и принесла чашку на блюдечке в зал.

— Пей, бродяга, и быстрее в себя приходи. В десять я из дома уеду. Так что у тебя есть почти два часа на то, чтобы принять человеческий облик.

— Это что ж ты хочешь сказать, что я и на человека не похож, что ли?

Он меня уже изрядно достал, и мне надоело с ним церемониться.

— На данном этапе, Славик, ты нечто среднее между обезьяной и свиньей, а в кафе так и вовсе был похож на последнюю. Скушал?

Славик поставил опустевшую чашку на палас, подошел к зеркалу и, взглянув на свою физиономию, многозначительно произнес:

— А ты, пожалуй, права, красивая. Но я и взаправду не алкаш. Честное слово. Так вышло сегодня. От меня жена ушла. Фронтовых, так сказать, условий не выдержала. Мало того что зарплату не дают, так еще машину стукнул. Теперь на ремонт тысячи две надо. Разругались вдрызг, она и ушла. А я напился.

— Что это ты, такой нищий, а на коньяк не жалеешь?

— Это калым вчерашний. Я ж калымил иногда. Было дело. Тогда и Люське все нравилось. А теперь тачка навернулась — и амба, на ремонт деньги нужны. Вот так, красивая. Бывает.

— Меня Таней зовут. Я тебе уже говорила.

— Ну, ты, Танюх, не обижайся. Это я любя. Ты ж и взаправду красивая, как королева.

— Лев пьяных не любил, но обожал подхалимаж. Молодец, Маленький. Понял ситуацию.

— Понял, понял. Сама-то чего Маленьким зовешь? Вроде Бог ростом не обидел.

— Вот поэтому и зову «маленький» в кавычках. Знаю, что с таким ростом на такое прозвище не обидишься.

Маленький потихоньку приходил в себя. Если бы не стойкий аромат, можно было даже подумать, что он почти трезвый. Я взглянула на часы. Надежда на появление Арканова таяла.

— Кофе еще сварить?

— Давай. Мне с него как-то получшело.

Я принесла еще порцию кофе для него и от нечего делать включила телевизор и достала из сумочки замшевый мешочек с косточками.

Вытряхнув их из мешочка, я зажала обеими руками и стала задумчиво перемешивать, беседуя с костями на сей раз мысленно.

Я хотела знать, появится ли Арканов. Я имела в виду не только сегодня, а вообще. Его появление значительно облегчило бы мне задачу, поскольку он является для меня очень важным свидетелем.

Комбинация 28 + 6 + 19 — обещание с пожеланием «Дела пойдут успешно, не забывайте помогать другим» натолкнуло меня на очень хорошую, на мой взгляд, мысль. Высказывать ее сразу, дорогой читатель, я не буду, поскольку она в тот момент у меня еще не оформилась.

Славик пытался смотреть телевизор, но мои манипуляции с костями интересовали его все же гораздо больше.

— Это, Танюх, что, игра, что ли, такая?

— Это гадание такое. Кости магические.

— Эх ты! А мне погадаешь?

Мне тоже хотелось знать, что кости ему скажут. Ведь свой взгляд на ближайшее будущее кости выражают лучше всего, независимо от заданного вопроса. Вот пообещали мне кости милости от окружающих, пообещали успех, посоветовали другим помогать — и у меня мысль хорошая уже появилась.

— Давай и тебе погадаю.

— А как?

— Бери в руки кости, перемешай хорошенько, задай вопрос свой самый важный: хочешь — вслух, хочешь — мысленно, и бросай. А вот тут, — я сняла с полки толкования, — прочтешь ответ.

Вячеслав задал вопрос вслух. Ему хотелось знать, вернется ли к нему его Люська. Потом тщательно перемешал кости и бросил на диван.

18 + 12 + 34 — и Славик растаял, как медовый пряник. Толкования гласили: «Вы будете приятно удивлены тем, как стремительно события приобретут благоприятный для вас оборот».

— Тань, ты смотри, глянь-ка. — Он пытался всучить мне толкования, которые я помню наизусть.

И тут раздался звонок в дверь. Я вздрогнула даже.

— Славик, плюхайся на диван и делай вид, что спишь. И ни гугу. Понял?

— Понял.

Он скромненько возлег на бочок и закрыл глаза. А я отправилась встречать гостя.

Гость оказался светловолосым невысоким мужчиной, похоже, не робкого десятка. Его кожаная куртка черного цвета была расстегнута, и на шее болтался шарф коричневого цвета.

— Здравствуйте. Елена Михайловна?

— Она самая, любезный. А вы кто будете?

— Я — Арканов Борис Петрович.

— Ах, Борис Петрович! Как я рада, что вы пришли. А мы с Кузенькой вас все утро ждали. Проходите, миленький.